— Я понимаю, чего вы желаете, начальник, но я не могу исполнить вашего желания. Когда город в осаде, ни один неприятельский начальник не может войти в него.
— Неужели отец мой боится, что мы четверо способны взять город? — сказал индеец, смеясь, но внутренне раздосадованный. Видимо, в крепости у них были свои люди, с которыми они желали согласовать свои действия.
— Я имею привычку ничего не бояться, — возразил майор, — просто я сообщаю вам то, чего вы не знаете, вот и все. Теперь, если вы хотите воспользоваться этим предлогом, чтобы прекратить разговор, вы можете это сделать и мне остается только откланяться.
— О, о! Какой отец мой живой для своих лет. Зачем же прерывать разговор, когда мы его еще и не начинали.
— Говорите же.
Начальники переглянулись и шепотом быстро посовещались, после чего тот же начальник заговорил:
— Отец мой видел великую армию апачей и всех союзных племен?
— Видел, — равнодушно ответил майор.
— Отец мой бледнолицый и очень учен. Сосчитал ли он воинов, составляющих эту армию?
— Да, насколько это было возможно.
— И сколько их по расчету моего отца?
— Боже мой! Начальник, — воскликнул майор с небрежностью, — признаюсь вам, что для нас численность не имеет значения.
— И все-таки, сколько насчитал мой отец? — не унимался индеец.
— Откуда мне знать? Тысяч восемь, девять, не больше. Начальники были поражены равнодушием, с каким майор утроил численность их армии. Начальник апачей продолжал:
— Отец мой не пугается числа этих воинов, собравшихся под одним начальником?
Удивление сахемов не укрылось от майора.
— Зачем мне пугаться? Разве мой народ не побеждал более многочисленную армию?
— Может быть, — ответил индеец, закусив губу, — но эта не будет побеждена.
— Как знать! Поэтому вы и хотели вступить со мной в переговоры, начальник? Если так, вы могли бы не утруждать себя.
— Нет, не поэтому. Пусть отец мой имеет терпение.
— Говорите же. Со всеми вашими индейскими обиняками никогда не знаешь, когда доберешься до сути.
— Армия великих племен подошла к президио, чтобы получить удовлетворение за все зло, которое бледнолицые причинили индейцам с тех пор, как ступили на землю краснокожих.
— К чему вы клоните? Объясните яснее, на каком основании вы переходите наши границы, не объявив войны? Разве мы нарушали свои обязательства перед вами? Разве мы не проявляли дружелюбия к индейцам, когда они просили нашей помощи или покровительства? Отвечайте.
— Зачем отец мой притворяется, будто не знает истинных причин войны и наших претензий к бледнолицым, — ответил апачский начальник, сделав вид, будто не доволен словами майора. — Отец мой знает, что мы несколько веков постоянно ведем войну с длинными ножами, которые живут по другую сторону гор. Для чего народ моего отца, который, как он говорит, питает к нам дружбу, вступил с ними в союз?
— Начальник, вы выдвигаете для ссоры с нами совершенно ничтожный довод. Я предпочел бы, чтобы вы откровенно признались, что желаете увести наш скот и наших лошадей, вместо того чтобы ссылаться на такой ничтожный предлог. Итак, начальник, доставьте мне удовольствие, перестаньте насмехаться надо мною и приступите к делу: чего вы хотите?
Начальник разразился громким смехом.
— Отец мой лукав, — сказал он. — Слушайте, вот что говорят начальники. Земля эта наша, и мы хотим ее вернуть себе. Белые предки моего отца не имели права на ней селиться.
— Это тоже всего лишь предлог, потому что мои предки купили эту землю у начальника вашего народа, — сказал майор.
— Начальники, собравшиеся вокруг дерева Властелина жизни, решили возвратить великому начальнику бледнолицых все до единой вещи, отданные этому начальнику взамен земли, и взять назад принадлежащую им страну, в которой они не хотят больше видеть бледнолицых.
— Это все, что вам поручено мне сказать?
— Все, — сказал индеец, поклонившись.
— А сколько времени начальники дают коменданту обдумать эти предложения?
— Двадцать четыре часа.
— Очень хорошо. А если комендант откажется принять это условие, что сделают мои братья?
— Индейские начальники решили взять назад свою землю. Если бледнолицые откажутся ее возвратить, их деревня будет сожжена, воины преданы смерти, жены и дети уведены в рабство.
— Белые из президио скорее погибнут, чем согласятся на ваши условия, но я не должен рассуждать здесь с вами, я передам ваши требования коменданту, и завтра на восходе солнца вы получите наш ответ. Только прекратите враждебные действия до той поры.
— Мы не можем оставаться в бездействии.
— Благодарю за откровенность, начальник. Я рад, что встретил индейца из числа отпетых мошенников. До завтра.
— До завтра! — вежливо ответили начальники, пораженные благородством старого офицера.
Майор медленно удалился, не обнаруживая ни малейшего страха перед коварством индейцев.
Полковник ждал возвращения майора с величайшим беспокойством: затянувшаяся беседа майора с индейскими парламентариями чрезвычайно беспокоила его. Он был готов принять ответные меры за оскорбления, которым мог подвергнуться его посланник.
— Ну, что? — нетерпеливо спросил он, как только появился майор.