Каменные цветы

— Я, знаешь, почему редко крашусь? — устало спросила она. — Потому что мама моя, помню, говорила, что это делает меня похожей на куклу. Внешность такая. На круглоглазого пупса, типичную такую дуру. Но, судя по твоему визиту, на дуру я похожа и без косметики.

— Света…

— Слушай, ну вот не надо, а? Я и так теперь сплю в лучшем случае по пять часов в сутки. У меня совершенно нет времени на твои брачные игры, которые мистическим образом начались именно сейчас. Когда я получила крупный заказ, а ты потерял. Бывают же такие совпадения!

— Света, я понимаю, почему ты насторожена, в каком ты стрессе… Я могу помочь! Ты знаешь, что работать я умею.

— А мы не нанимаем. Юра, ты не самый плохой человек в этом змеюшнике, ты хороший актер, и в другое время я бы даже была не против этой игры. Романтика бодрит, да? Но вот прямо сейчас я действительно не могу отвлекаться, так что ты иди, пожалуйста. И розы свои забери — я себе стакан воды налить забываю, а уж цветам!.. Спокойной ночи.

Она не дала ему шанса ответить, сразу зашагала по лестнице вверх и очень скоро скрылась за дверью подъезда. Это было к лучшему: он все равно не знал, что тут можно сказать.

Эта стратегия не сработала, и так ведь ясно. Но для Юрия это означало лишь то, что теперь придется искать новый подход.

* * *

Жаль, что вдохновение не работает как конвейер. Не включается по первому желанию, не выдает строго заданный результат. Насколько жизнь была бы проще!..

Однако новые идеи похожи скорее на солнечные зайчики, за которыми охотится разыгравшаяся кошка. Они нужны, их хочется взять в руки, оставить себе — а они ускользают снова и снова.

Лана сталкивалась с таким и раньше, но это никогда не становилось серьезной проблемой. Она могла отвлечься на что-нибудь, заняться ручной работой, подумать… Потому что ее никто не торопил. А теперь время утекало даже слишком быстро, как будто нарочно издеваясь над ней.

Причем началось все неожиданно. Она радовалась тому, что ее эскизы появлялись один за другим и нравились заказчику. В особый восторг Ардена привело длинное ожерелье из тонких цепей и крупных цветов. Цепи все из белого золота, отличающегося от серебра уютным молочным блеском, с неровными волнистыми звеньями. А цветы — нарциссы. Теплые лепестки из белого перламутра, солнечные чашечки из полупрозрачного цитрина. Идеальная мозаика, тончайшая резьба. Дыхание весны и символ легкости.

Эта идея пришла легко — и стала последней. После нее дело просто застопорилось, в голове была пустота, в которой мелькали лишь образы украшений, придуманных раньше и другими. Лана не сразу испугалась, решила, что просто работала слишком много, ушла пораньше, наконец-то отоспалась. Это должно было помочь — но не помогло.

На следующий день ей не стало проще, и еще через один… Скорее, наоборот: становилось хуже, потому что она осознавала свое поражение в гонке со временем. Мимо нее пролетали драгоценные сутки, а она все сидела над пустым листом. Вот уже и Павел закончил работу над ожерельем из нарциссов, она смогла коснуться кончиками пальцев гладких пластин цитрина… Это ее не вдохновило. Казалось, что удивительное ожерелье создала не она, а кто-то другой, что она на такое не способна.

Заслуженные похвалы быстро иссякли, начались вопросы. И от Ардена, и от Лаврентьева. Вроде и вежливые вопросы, спокойные, но в каждом Лане слышался упрек. Она хотела бы сказать, что все хорошо, что уже вот-вот… Это были пустые слова, ничего не значащие.

Паника нарастала, и на четвертый день такого простоя Лана не смогла пойти на работу. Не смогла и все, хотя понимала, насколько это глупо. Лане казалось, что все уже кончено, проект сорван — и на этот раз оправданий просто нет. Ей нужно было взять себя в руки и все исправить, пока не поздно, а она не могла, ее трясло, как только она делала шаг за порог.

Конечно же, ей почти сразу стали звонить. Лаврентьев, его секретарь, мастера, с которыми она работала… Лана никому не ответила, она отключила телефон. Она представляла, как они обсуждают ее, громыхают, проклинают. Она заслужила, это понятно, но сил услышать правду все равно не было. Она осознавала, что прячется от проблем слишком буквально — под одеялом, как ребенок. И все же перебороть себя она не могла, дома, по крайней мере, можно было плакать, от этого становилось чуть легче.

Лана понимала, что просто так ее в покое не оставят, слишком уж большие деньги были вовлечены в этот проект. Она даже не удивилась, когда во второй половине дня раздался звонок в дверь. Но и открывать она не собиралась, она, по-прежнему завернутая в одеяло, на цыпочках прокралась в коридор, чтобы выглянуть в «глазок». Лана планировала притворяться, что ее нет дома, кто бы ни пришел.