Камера смертников

– Простите, господин гауптштурмфюрер, – робко прервал его начальник тюрьмы, поджимая голые ноги, по которым тянуло сквозняком, а это так чувствительно после теплой постели. – При чем тут русская авиация?

– Не понимаете? – зло заорали на том конце провода, и начальник тюрьмы даже немного отстранил от себя наушник телефонной трубки: мембрана, казалось, готова лопнуть от крика разъяренного гауптштурмфюрера. – Поглядите в окно! Или у вас все окна выходят только во двор вашей любимой тюрьмы?! Станцию бомбят! Слышите?

Действительно, в стороне, там, где расположена железнодорожная станция, глухо гудели моторы самолетов и дрожала от взрывов земля. Из окна, выходившего во двор тюрьмы, – как правильно угадал начальник СС и полиции, – не видно пожара, но небо в стороне станции приобрело розовый зловещий оттенок, набухавший багровым,

– Да, я слышу, господин гауптштурмфюрер, – с тоской поглядев на оставленную им теплую кровать, заверил начальник тюрьмы. Что надо от него, какое он может иметь отношение к налету вражеских самолетов на железнодорожную станцию?

– Там стоял урляуберцуг – поезд отпускников с фронта, – неожиданно сбавив тон, устало сказал Лиден. – Вы не представляете, просто горы трупов. Пути разбиты, горят цистерны. Пустили маневровый паровоз, пытаются растащить вагоны, но не хватает рук. Поднимайте охрану. Я сейчас пришлю взвод комендатуры и грузовики. Отправите заключенных для работ на станции – к утру движение должно быть обязательно восстановлено. Пойдут эшелоны к фронту.

– Но, господин гауптштурмфюрер, – попытался возразить начальник тюрьмы, однако его грубо прервали.

– Плохо слышите? Всех заключенных на станцию! Усилить охрану, чтобы не разбежались. Всех, даже смертников! Движение должно быть восстановлено! Живей, черт вас возьми, пошевеливайтесь, грузовики уже выходят.

И частые гудки отбоя.

Некоторое время начальник тюрьмы стоял около стола, ошарашенно глядя на телефонную трубку в своей пухлой руке – вот уж чего он никак не мог ожидать, укладываясь вечером спать и укрываясь периной. Проклятые русские самолеты, проклятый начальник СС и полиции, проклятые партизаны, проклятые заключенные, и вообще – проклятая Богом страна, где нормальному человеку нет покоя ни днем ни ночью!

Опомнившись – время-то идет, грузовики уже вышли, а еще столько дел, – он быстро позвонил дежурному,отдал необходимые распоряжения и нe отказал себе в маленьком удовольствии накричать на него, как совсем недавно орал на него самого начальник СС Лиден.

Бросив трубку на рычаги аппарата, он почти бегом вернулся к кровати и торопливо начал одеваться, путаясь в штанинах галифе, не попадая в рукава мундира и с трудом натянув сапоги, показавшиеся жутко холодными и тесными. Потом на его объемистом животе никак не затягивался ремень с большой кобурой. Пальцы не слушались, не могли нащупать дырки на ремне, кобура сползала и мешала застегнуться, а губы начальника тюрьмы помимо его воли шептали:

– Это же Восточный фронт, если сбегут... Восточный фронт!

Наконец, справившись с ремнем, он выскочил в коридор, по которому, топоча сапогами, бегали солдаты охраны. В ворота, нащупывая дорогу синими лучами маскировочных фар, уже въезжали грузовики. На галереях хлопали двери камер, раздавались резкие команды надзирателей. Темная масса людей, выгнанных во двор, мрачно и недобро шевелилась и, как показалось начальнику тюрьмы, хранила угрожающее молчание, готовая в любой момент взбунтоваться, пойти с голыми руками на охрану, передушить солдат и ценой жизни добыть себе свободу.

– Прожектора! – не помня себя, закричал он. – Немедленно включите прожектора на вышках!

– Нельзя, – потянул его за рукав обратно, внутрь канцелярии, дежурный, – заметят с самолетов. Хотите, чтобы и на нас скинули бомбы?!

– Бог мой, – провел ладонью по мокрому лицу начальник тюрьмы. – Тогда не выводите всех сразу, гоните по очереди, сажайте в грузовики и на станцию. Скорее, скорее!

– Как с блоком смертников? – спросил кто-то из охранников. Лицо не разглядеть в суматохе, да и так ли это важно?

– Их тоже, но в отдельный грузовик. Что вы стоите? – топнул ногой начальник тюрьмы. – Скорее! Это приказ начальника СС и полиции!

Ну и ночка сегодня, просто сумасшедший дом, а не тюрьма!

* * *

Грохот далеких взрывов поднял на ноги всех способных стоять узников камеры смертников. Где-то в стороне железнодорожной станции стонала земля, полыхало зарево пожара, и даже толстые стены тюрьмы слегка вздрагивали от обрушивавшейся с неба тяжести.

Сгрудившись у окна, заключенные пытались увидеть, что творится на станции, но, кроме зарева пожара и лучей прожекторов, ничего разглядеть не удавалось – мешали стоявшие напротив тюремные корпуса и высокие стены ограды.

Потом раздались крики в галереях, захлопали двери камер, заурчали во дворе моторы грузовиков. Грохотали по полу сапоги охраны, слышалось шарканье множества ног и отрывистые немецкие команды.

– Что это? – спросил один из заключенных, глядя на темный тюремный двор. – Неужели всех в Калинки?