Камера

— В таком случае готов положиться на ваше слово.

— Вот и правильно.

— Как-то уж больно просто получается. Коротенькая молитва — и я прощен?

— Почему тебя это беспокоит?

— Потому что я совершил очень серьезные ошибки, падре.

— Все мы совершаем ошибки. Но Отец наш небесный любит всех людей одинаково.

— Однако вы ни разу не сделали того, что делал я.

— Станет легче, если ты выговоришься, Сэм.

— Знаю.

— Говори же.

— Может, мне выйти? — спросил Адам.

— Нет. — Движением руки Кэйхолл не позволил ему подняться.

— У нас очень мало времени, Сэм, — напомнил капеллан, бросив взгляд в сторону стража.

Старик перевел дыхание и заговорил тихим, лишенным интонаций голосом:

— Я хладнокровно убил Джо Линкольна и уже попросил у Бога за это прощения.

Гриффин истово шептал слова молитвы.

Сэм продолжил:

— Я помог своим братьям убить двоих мужчин, которые убили нашего отца. По совести, я никогда не сожалел об этом поступке — до вчерашнего дня. Теперь жизнь человека ценится гораздо выше, чем в те времена. Я был не прав. А еще пятнадцатилетним мальчишкой я участвовал в расправе над чернокожим. Я стоял тогда в толпе и вряд ли смог бы остановить ее. Но я даже не попытался.

Он смолк. У Адама мелькнула спасительная мысль: других признаний не будет. Гриффин терпеливо ждал. Минуты через три прозвучал осторожный вопрос:

— Это все, Сэм?

— Нет.

Адам прикрыл глаза, к горлу подступил тугой ком.

— Был еще один суд Линча. Парня звали Клетус как-то, не помню. Тогда мне исполнилось восемнадцать, я только что стал членом Клана. Все.

Он глубоко вздохнул. Капеллан продолжал молиться.

— Но сыновей Крамера я не убивал, — хрипло проговорил Кэйхолл. — Я поступил как круглый идиот, позволив втянуть себя в то мерзкое дело. Об участии в нем я сожалел долгие годы. Сожалею и сейчас. Не стоило мне вступать в Клан, изводить ни в чем не повинных людей своей ненавистью, устраивать взрывы. Но мальчиков я не убивал. Я вообще не намеревался причинить кому-то вред. Бомба должна была взорваться глубокой ночью. Ставил ее другой, не я. Я сидел за рулем. По собственной инициативе мой сообщник использовал часовой механизм, поэтому взрыв раздался много позже, чем предполагалось. Не знаю, желал ли он чьей-то смерти. Подозреваю, что да.

Адам жадно ловил каждое слово деда.

— Но я мог остановить его. В этом-то и заключается моя главная вина. Действуй я чуть иначе, мальчики были бы живы. Их кровь на моих руках… она жжет меня до сих пор.

Гриффин мягко положил ладонь на голову Кэйхолла.

— Помолись вместе со мной, Сэм.

Старик закрыл глаза.

— Веришь ли ты в то, что Иисус Христос, сын Божий, явился на землю из чрева девственницы, жил чистой, беспорочной жизнью и был распят на кресте ради того, чтобы принести людям вечное спасение? Веришь ли ты в это, Сэм?

— Верю, — прошептал Кэйхолл.

— Веришь ли, что Он восстал из могилы и вознесся на небеса?

— Верю.

— Что через Его посредство прощаются все твои грехи? Злоба и ненависть, которые отягчали твое сердце, прощены, Сэм. Веришь ли ты в это?

— Да. Да.

Ральф убрал ладонь, тыльной ее стороной смахнул текшие по щекам Сэма слезы. Кэйхолл оставался недвижим, плечи его била мелкая дрожь.

В отсеке «А» голос Рэнди Дюпре затянул уже слышанный всеми тремя псалом.

— Скажите, падре, сыновья Крамера сейчас там, на небесах?

— Да.

— Но они же были евреями.

— Души детей всегда отправляются на небеса, Сэм.

— Я их увижу?

— Не знаю. Человеческому разуму происходящее на небесах неподвластно. По крайней мере Библия утверждает, что там нет печали.

— Это хорошо. Тогда у меня остается надежда на встречу.

В коридоре прозвучали тяжелые шаги полковника Наджента. Минуту спустя, окруженный шестью охранниками, он уже стоял перед решетчатой дверью.

— Пора в «комнату сосредоточения», Сэм. Время — ровно одиннадцать.

Дверь со скрежетом поползла в сторону. Кэйхолл переступил через порог, с усмешкой взглянул на полковника, повернулся и отвесил поклон капеллану.

— Спасибо, святой отец.

— Я люблю тебя, брат! — раздался за стеной прохода истошный вопль Рэнди Дюпре.

Не сводя глаз с лица Наджента, Сэм спросил:

— Могу я проститься с друзьями?

Пауза. Инструкция однозначно требовала переместить осужденного в «комнату сосредоточения», о последней прогулке по коридору в ней не говорилось ни слова. Но полковник все же решился:

— Давай. Только быстро.

Сэм сделал несколько шагов, быстро пожал трясущуюся руку Проповедника и двинулся дальше, к камере Гарри Скотта.

Стоя в углу, тихо плакал Ральф Гриффин. Никогда больше не увидит он Сэма. Вместе с Наджентом Адам провожал взглядом деда: тот на мгновение останавливался напротив решеток, чтобы прошептать два слова каждому из сидельцев. Самым долгим вышло прощание с Гуллитом. Джей-Би рыдал в голос.

Сэм дошел до конца коридора, развернулся и, считая шаги, тронулся в обратный путь. Приблизившись к Надженту, скомандовал:

— Вперед!

«Зачем столько охраны?» — подумал Адам. Ладно бы речь шла о взбесившемся смутьяне, о готовом совершить немыслимую попытку безумце. За спиной полковника покорно следовал хрупкий и безобидный старик.