Камерные гарики. Прогулки вокруг барака (сборник)

– У нас в Москве была красивая история, – вспомнил я. И рассказал давнюю байку про одного большого чиновника. Он все время за границу мотался. Барахло привозил всякое, магнитофоны сдавал в комиссионку, а приобретал картины и любую дорогую старину без разбора, квартира была набита антиквариатом. И однажды как-то вышел он утром, чтобы на работу ехать, – нету его «Волги» на месте. Он поехал на такси, а заявлять о пропаже пока не стал до вечера – объяснили, видимо, сослуживцы ему, что бывает – пригоняют машины, для чего-нибудь воспользовавшись ими. В самом деле – вечером «Волга» стояла у подъезда. А на переднем сиденье – записка: мол, спасибо, очень было нужно, извините. А чтобы за волнение вас отблагодарить – вот билеты на послезавтра в Театр на Таганке. Это у нас самый модный в Москве театр, объяснил я, адресуясь к Матвею Матвеевичу, и он хмыкнул, что отлично знает. Посмеялся этот чиновник вместе с женой, что такие пошли культурные угонщики, и отправились они послезавтра в театр. А вернулись – квартира вывезена полностью. Соседи машину видели и грузчиков, но в больших домах какие теперь соседи – он их и в лицо не знал толком. Такая была культурная операция.

– А с машиной тоже было, тоже с «Волгой», и в Москве, – усмешливо сказал Матвей Матвеевич, и мы уважительно притихли. Удивительно, что и лицо у него сдвинулось в чертах, когда рассказывал, – не было вальяжности, гладкости, словно даже сморщенность какая-то пошла и простоватость.

Это было в Южном порту (так, кажется, называется место, где идет широкая торговля автомобилями через комиссионный магазин, вечно трется там толпа покупателей, продавцов и любопытствующих). В очереди в кассу – и в немалой очереди – стоял обтерханный деревенский старикан. В валенках с галошами, замшелом пальтеце, в каких ездили «в город» или в праздники носили до войны, в потертой шапке и небритый, но без бороды – торчала редкая седая колючка.

Время от времени отлучался старик покурить в коридоре самокрутку, для чего и газета у него была, уже нарезанная загодя, и табак едкости необычайной. Очередь на старика косилась, но помалкивала, переглядываясь и посмеиваясь. А когда он до окошка достоялся, то и вовсе умора началась: глубоко куда-то он полез то ли в пиджак внизу, то ли в брюки сверху, отстегнул там, видать, булавку, вытащил носовой платок, аккуратно сложенный, а из него – лотерейный билет.

– Здесь, дочка, что ли, деньги мне получать? – ласково спросил он. – «Волгу» я выиграл на старости лет, а мне сказали – можно взять деньгами.

Очередь ахнула и засмеялась восхищенно. Кассирша объяснила не без раздражения, что зря он тут стоял и что в сберкассу надо обращаться, в любую. И он покорно отошел, покачивая головой от огорчения, снова носовой платок пришпилил где-то глубоко и стал уходить. Только шли уже за ним трое молодых грузин, догоняя.

– Папаша, – окликнули они его. – Продай нам этот билет, нам нужна машина.

Старик остановился, переступил с ноги на ногу, улыбнулся сконфуженно, желтые зубы обнажив, и отказался.

– Не могу, сынки, – сказал он. – Вроде как не положено это. Еще отберут деньги, скажут – спекулироваю.

– Да никто не узнает, – настаивали грузины. – А мы тебе не девять тысяч, как сберкасса, мы тебе десять сразу дадим. Нужны деньги?

– Ой, нужны, сынки, – сказал старик и стал гугниво и нудно перечислять, сколько надо ему, чтоб избу поправить, сколько надо детям отдать, а сколько – к пенсии добавлять каждый месяц. А еще внуку мотоцикл пообещал. Но продавать билет, однако, боязно – одна, говорят, продала, так у ней не только все деньги отняли, а еще и от тюрьмы еле-еле отвертелась, потому только, что инвалидка, а то бы срок.

Все это рассказывая, он шел и шел помаленьку, грузины за ним тянулись, уговаривая, звали выпить, в цене дошли уже тысяч до двенадцати, старик аж вспотел от волнения, но стойко упирался. А еще он говорил, что боится, что билет у него выхватят или потом отнимут деньги – мол, и такое, говорят, было однажды, а он дряхлый уже и всего теперь опасается. Городские – они лихие люди, а тем более вы, восточные, – я вон видите, сынки, вы уж не обижайтесь, говорю с вами, а сам поглядываю – есть ли народ вокруг, чтобы помочь мне в случае чего, я ведь тоже не лыком шит.