Камерные гарики

материю мелькнувшего мгновения.

* * *

В кишении, борьбе, переполохе —

нелепы, кто пером бумагу пашет,

но чахнут величавые эпохи,

а слово отпевает их и пляшет.

* * *

Когда с утра смотреть противно,

как морда в зеркале брюзглива,

я не люблю себя. Взаимно

и обоюдосправедливо.

* * *

Он мало спал, не пил вино

и вкалывал, кряхтя.

Он овладел наукой, но

не сделал ей дитя.

* * *

Который год в крови и прахе

делами, чувством и пером

себе мы сами строим плахи

и сами машем топором.

* * *

Сталин умер, не гася свою трубку,

и, живя в ее повсюдном дыму,

продолжаем мы вертеть мясорубку,

из которой не уйти никому.

* * *

Столько пламени здесь погасили,

столько ярких задули огней,

что тоскливая серость в России

тусклой мглой распласталась над ней.

* * *

Благодарю тебя, отечество,

за изживаемые начисто

остатки веры в человечество,

души тоскливое чудачество.

* * *

Во тьме и свечка без усилий

подобна пламенной звезде;

гнилушки светятся в России

гораздо ярче, чем везде.

* * *

Эпическая гложет нас печаль

за черные минувшие года;

не прошлое, а будущее жаль,

поскольку мы насрали и туда.

* * *

Люблю слова за лаконичность:

луч лаконической строки

вдруг так высвечивает личность,

что видно духа позвонки.

* * *

Крича про срам и катастрофу,

порочат власть и стар, и млад,

и все толпятся на Голгофу,

а чтоб распяли – нужен блат.

* * *

Ко мне вот-вот придет признание,

меня поместят в списке длинном,

дадут медаль, портфель и звание

и плешь посыпят нафталином.

* * *

Зря моя улыбка беспечальная

бесит собутыльников моих:

очень много масок у отчаянья,

смех – отнюдь не худшая из них.

* * *

Двух миров посреди

мой дворец из досок,

двух миров я изгой и приблуда;

между злом и добром

есть пространства кусок

и моя контрабанда – оттуда.

* * *

Любовь с эмиграцией —

странно похожи:

как будто в объятья средь ночи

кидается в бегство кто хочет и может,

а кто-то не может, а хочет.

* * *

А мы, кто боится дороги другой,

скользим по накатанным рельсам,

легко наступая привычной ногой

на горло собственным пейсам.

* * *

Самим себе почти враги,

себя напрасно мы тревожим —

с чужой начинкой пироги,

мы стать мацой уже не можем.

* * *

Я счастлив одним в этом веке гнилом,

где Бог нам поставил стаканы:

что пью свою рюмку за тем же столом,

где кубками пьют великаны.

* * *

В каждый миг любой эпохи

всех изученных веков

дамы прыгали, как блохи,

на прохожих мужиков.

* * *

Учился, путешествовал, писал,

бывал и рыбаком, и карасем;

теперь я дилетант-универсал

и знаю ничего, но обо всем.

* * *

Дух осени зловещий

насквозь меня пронял,

и я бросаю женщин,

которых не ронял.

* * *

Россия красит свой фасад,

чтоб за фронтоном и порталом

неуправляемый распад

сменился плановым развалом.

* * *

Россия нас ядом и зверем

травила, чтоб стали ученые,

но все мы опять в нее верим,

особенно – обреченные.

* * *

То ли с выпивкой перебрал,

то ли время тому виной,

только чувство, что проиграл,

неразрывно теперь со мной.

* * *

Запой увял. Трезвеют лица.

Но в жажде славы и добра

сейчас мы можем похмелиться

сильней, чем выпили вчера.

* * *

Россияне живут и ждут,

уловляя малейший знак,

понимая, что наебут,

но не зная, когда и как.

* * *

Очень грустные мысли стали

виться в воздухе облаками:

все, что сделал с Россией Сталин,

совершил он ее руками.

* * *

И Россия от сна восстала,

но опять с ней стряслась беда:

миф про Когана-комиссара

исцелил ее от стыда.

* * *

В душе осталась кучка пепла,

и плоть изношена дотла,

но обстоят великолепно

мои плачевные дела.

* * *

Земная не постыла мне морока,

не хочется пока ни в ад, ни в рай;

я, Господи, не выполнил урока,

и Ты меня зазря не призывай.

* * *

Ни успехов, ни шумных похвал,

ни покоя, ни крупной казны —

я не знал, ибо все отдавал

за щемящий озноб новизны.

* * *

Я ловлю минуту светлую,

я живу, как жили встарь,

я на жребий свой не сетую —

в банке шпрот живой пескарь.

* * *

Жаль тех, кто не дожил до этих дней,

кто сгинул никуда и навсегда,

но, может быть, оттуда им видней

кошмарные грядущие года.

* * *

К добру или к худу, но все забывают

шумливые стайки юнцов,

и дети убитых легко выпивают

с детьми палачей их отцов.

* * *

Свобода с творчеством – повенчаны,

тому есть многие приметы,

но прихотливо переменчивы

их тайной связи пируэты.

* * *

За чувство теплого комфорта,

слегка подпорченного страхом,

я здесь жилец второго сорта,

опасность чувствующий пахом.

* * *

У нищей жизни – преимущество

есть в наших сумерках стальных:

за неимением имущества

я чуть вольнее остальных.

* * *

Устав от свар совместной жизни,

взаимной страсти не гарант,

я импотент любви к отчизне,

потенциальный эмигрант.

* * *

Дым Отечества голову кружит,

затвори мне окно поплотней:

шум истории льется снаружи

и мешает мне думать о ней.

* * *

В уцелевших усадьбах лишь малость,

бывшей жизни былой уголок —

потолочная роспись осталась,

ибо трудно забрать потолок.

* * *

Верна себе, как королева,

моя держава:

едва-едва качнувшись влево,

стремится вправо.

* * *

Несясь гуртом, толпой и скопом

и возбуждаясь беспредельно,

полезно помнить, что по жопам

нас бьют впоследствии раздельно.

* * *

Возросши в рабстве, я свободен

душой постичь его края;

в неволе сгнивши, я не годен

к иной свободе, чем моя.

* * *

Но если слова, словно числа,

расчислишь с усердьем слепым,

то сок внесловесного смысла

струится по строчкам скупым.

* * *