Резко останавливаюсь на лестнице. От ее крика на висках выступает пот.
— Вы же братья! Вы его братья! Вы знаете! Нельзя трогать!
Глава 36
Ясна
— Самира, — вжимаюсь спиной в угол, устав от попыток снять плотную повязку с глаз. — Самира, зачем они это делают? — подтягиваю к себе ноги и больше не шевелюсь.
На мне столько чужих прикосновений. Начинаю думать об этом, и паника захватывает власть над моим телом. Оно начинает дрожать от страха и гореть со стыда. Закрывали рот, хватали за руки, поднимали, тащили и дышали в ухо. Слишком близко. Неприемлемо! Ужасно!
Нас выкрали из аэропорта. Глаза закрыли сразу и все, что я могла, это слышать звуки потасовки, глухих ударов и отрывистого мужского дыхания. Потом машина, чужие руки, голоса, которые я узнала практически сразу. И вот мы где-то здесь. Нас просто бросили, как два мешка с картошкой, и ушли, хлопнув дверью.
Руки затекли, кожу натерло грубой веревкой. Я сосредотачиваюсь на этих ощущениях, чтобы погасить панику от другого. Лучше пусть мне будет больно, чем так грязно и стыдно. Знаю, что не виновата, но мне все равно противно ощущать на себе остатки чужого мужского запаха и машины, в которой нас везли.
— Самира, — снова зову свою гувернантку.
— Я здесь, девочка. Здесь, — отвечает хрипло. — Они ничего не сделали с тобой?
— Нет. Я не понимаю, что происходит. Ты понимаешь? Зачем Аяз и Расул делают это с нами?
— Значит мне не показалось, — вздыхает она. — Отключили, засранцы. Сейчас я встану, Ясна. Сейчас.
Прислушиваюсь к звукам, к ее дыханию, к шаркающим шагам. Чувствую прикосновение теплой ладони к щиколотке, еще один тяжелый вздох и повязка с моих глаз сползает на шею.
— Моя хорошая, — Самира обнимает меня, — у тебя платье порвано. Они точно ничего не сделали? — шепчет на ухо.
— Точно. С тех пор как привезли, еще ни разу не заходили. Пить очень хочется.
— Давай сначала развяжем тебе руки. На тумбочке есть пара бутылок воды. Я дам.
С веревками она возится гораздо дольше, чем с повязкой. Переломав половину ногтей, все же развязывает узел. Морщась, прикасаюсь к покрасневшей, местами содранной до крови коже на запястьях. Самира приносит воду. У меня пока не слушаются пальцы. Она помогает мне попить и выливает немного прохладной воды на ранки. Щиплет очень. Дует заботливо. Старается улыбаться, но в ее мудрых глазах застыла тревога.
— Он не простит предательство, — наконец говорит она. — Глупые мальчишки подписали себе приговор.
— Но почему? Я не понимаю, почему они так поступают. Камиль беспокоился о них, он искал.
— Обида, жажда власти и ревность, девочка моя, стали причиной такого поступка. Они так и не поняли, что сделал для них старший брат. Он приехал, чтобы наладить мир и воссоединить семью. Для этого нужны правила. Гордые мальчишки, когда - то безумно любившие его больше, чем отца, не захотели подчиниться. Не приняли. Пошли против семьи. Нет, — она качает головой, — Камиль не простит. Но даже не предательство для них приговор, малышка. Они посягнули на святое. На его душу.
— На душу? — не совсем понимаю, про что она.
— На тебя, детка, — добрая женщина убирает с моего лица волосы и грустно улыбается. — Посидим тихонечко. Он придет за тобой. Вот увидишь.
Мы экономим вторую бутылку воды и старательно прислушиваемся к тихим разговорам за дверью. Разобрать что-либо сложно. До нас долетают лишь обрывки фраз. Из них складывается ощущение, что братья ссорятся. Но пока мы можем лишь предполагать.
Я обнимаю себя руками, кладу подбородок на колени. Самира сидит на полу рядом со мной и тихо напевает ту самую песню, что успокаивала меня в первые дни пребывания в доме Камиля. Прикрыв веки, сосредотачиваюсь на ее голосе и мне правда становится немного легче.
В глухой комнате без единого окна непонятно, день сейчас или уже ночь. Время тянется очень медленно. Я в нем совершенно потерялась. Сколько мы уже здесь? Час? Два? Или сутки?
— Он сделал выбор, — раздается прямо за дверью.
— Брат, может не надо так. Можно ведь обойтись без жести. Алиев все равно мертв, — говорит ему второй голос. Это Расул.
— Ты надеешься, что Камиль пощадит тебя? — дверь распахивается.
Я вжимаюсь в стену, а Самира поднимается и встает передо мной, закрывая от Аяза.
— Что бы ты не задумал, мальчик, передумай. Это не ее война. Ваша. Вот между собой и разбирайтесь!
— Ты всегда была на его стороне, — хмыкает Аяз.
— Я была на стороне вашей семьи. У нас была общая цель. Вернуть мир в дом братьев Садер.
— Рас, свяжи ее здесь, — кивает брату на валяющуюся на полу веревку. — С девчонкой мы справимся и без няньки.
Никакие разумные доводы не работают. Мне кажется, Аяз не в себе. У него странный, пугающий взгляд.
Сильнее натягиваю платье на колени. Самира продолжает просить их. Я впервые вижу, как эта невероятная женщина плачет, и впадаю не в панику, в настоящий животный ужас, в полной мере ощутив себя зверьком, загнанным в угол. Я боялась Камиля. Эти чувства не сравнить с тем, что сейчас топит меня изнутри.
Аяз грубо подхватывает под локоть. Дергает вверх и бессовестно притягивает к себе.