Камов и Каминка

– Как всегда, синьора Франческа, как всегда, – ответил Каминка, всем своим существом предвкушая приятную, из сорта ни о чем и обо всем, беседу, на которую синьора Франческа была большая мастерица.

Женщина бросила в рюмку дольку лимона, достала с полки бутылку олоросо и…

Что снилось художнику Камову, мы не знаем. Судя по улыбке, прячущейся в густой седой растительности его лица, нечто приятное. Но что бы оно там ему ни снилось, сон этот, так же как и сон художника Каминки (ровно в тот момент, когда он приготовился пригубить любимый аперитив), был бесцеремонно прерван громким, с наигранным возмущением интонирующим слова баритоном:

– Нет, братцы, да сколько же можно дрыхнуть? Я уже третий раз заглядываю. А вы тут, ну прямо, ха-ха, словно мертвые.

От бесцеремонного смеха художник Каминка открыл глаза: посреди комнаты, раскинув обтянутые тельняшкой руки, стоял Саша Арефьев.

– Крестишься? – засмеялся он, глядя на побледневшего Камова, привставшего на постели. – Не бойся, Мишка! На, потрогай! – И, подскочив, заключил художника Камова в объятия.

Разбуженный художник Каминка предпринял ряд мер, которые, как ему представлялось, нужно совершить человеку, чей рассудок отказывается ему служить. Сперва он зажмурил глаза, но, когда он открыл их, видение не исчезло. Напротив, очевидно довольное произведенным эффектом, оно радостно стучало по спине и раскачивало, словно тряпочную куклу, болтавшегося в его руках художника Камова.

Тогда художник Каминка обеими руками дернул себя за волосы. Судя по выражению лица и некоторому количеству волос, оставшихся в его руках, боль он почувствовал, и довольно сильную, но на одетого в тельняшку призрака это никакого впечатления не произвело. Более того, оставив в покое Камова, он бросился к Каминке и заключил его в объятия такой силы, что тот поперхнулся набранным в легкие воздухом и закашлялся. Отпустив трясущегося от кашля и страха Каминку, видение плюхнулось на стул, плеснуло в стакан вино из кувшина, долило до краев водой и, отхлебнув половину, пожаловалось:

– Ничего поделать не могу. Как привык тогда разбавлять, так и продолжаю.

Художник Каминка повернулся к сидевшему на постели Камову и тихо спросил:

– Мишечка, скажи, ты видишь то же, что и я? – Художник Камов молча кивнул. – Это я в том смысле, что ты тоже видишь покойного Сашу Арефьева? – Камов опять кивнул. – Но ведь не можем же мы оба сойти с ума одинаково?

– Наверное, нет, – просипел художник Камов, потряс головой и осторожно спросил: – Apex, это ты?

– Я – Леонид Ильич Брежнев, – рокотнул человек в тельняшке и насупил брови.

Художник Каминка вылез из постели и, как был в трусах, пошлепал по полу босыми ногами. Подойдя к Арефьеву, он вгляделся в его лицо и сказал:

– В самом деле… И не изменился ничуть…

– Я это, – Apex погладил себя по пузу, – а чего мне меняться. Вот вы… – Он критически осмотрел Каминку и повернул голову к художнику Камову: – Мишка, ну хватит тебе в постели валяться, давай вставай! Вот вы, ребятки, честно сказать, подсдали. Да. Ты, Мишка, совсем старик, и ты, Сашок, ай-ай-ай, пьешь, наверное? Пьешь, я вижу! А чего? Пока можешь пить, пей на здоровье!

– Так мы, Apex, мы ведь, как бы это сказать, теперь старше тебя, – пролепетал художник Каминка.

– И впрямь! – обрадовался Apex – То я был старше, а теперь вы старше! Сашок, я же тебя цыпленком знал, а теперь ты лет на пятнадцать меня постарше, вот потеха! Ладно, ребята, давайте мыться – и за дело, надо встречу отметить!

– Apex, – извиняющимся голосом промолвил художник Каминка, – я тебя в банке видел, тьфу, в смысле не в банке, а в урне, на Пер Лашез в Париже. Тебя ведь нету…

– Сашок, ну возьми ты глаза в руки, – возмутился Apex и стукнул себя кулаком в грудь. – А это кто, Пушкин? Опять вы за свое… Ну, что значит нету? Понятно, что поначалу непонятно. Но ты успокойся, ничего сложного тут нет. Главное, не бзди. Оно само собой устаканится, вот увидишь. Смекнешь.

Художник Каминка покачал головой и, опасливо косясь на Арефьева, направился в ванную.

– Apex, – сказал художник Камов, – ну хорошо, с этим мы разберемся. А ты мне вот что скажи, выходит, что мы тоже умерли?

– Господи! – рассердился Арефьев. – В первый раз вижу таких дураков. Мишка, ну ты же умный мужик, вон, гляди, тебе ведь сейчас до смерти в сортир хочется. Правильно?

– Правильно. Понятное дело, простата играет. Годы, они свое берут.

– Ну, а теперь ответь, мертвые в сортир ходят?

Художник Камов задумался.

– По идее не должны вроде.

– Вот-вот. По идее. А идея – уж кому как не тебе знать, она первичнее материи. Сечешь? Не бзди, сказал же тебе, живой ты. Пока.

– А ты, Apex?

– Я-то? Я как бы мертвый. Но выходит, не для всех. И не всегда. Да не беспокойся ты, Мишка. Будь проще, поймешь.

Скрипнула дверь ванной, и оттуда появился завернутый в полотенце художник Каминка.

– Ожил? – одобрительно сказал Apex. – Контрастный душ поутру – иттическая сила.

Художник Каминка подошел к Ареху.