– Застряло! – Художник Каминка схватился за сердце. – А пелевинский текст ты зачем Витгенштейну приписал? А это что: «Витгенштейн в беседе с Полем Кремье»? Да ты знаешь, что Кремье помер, когда Витгенштейн в штаны писал? Какая беседа? И вообще, откуда ты его взял, он к философии вообще никакого отношения не имеет!
– Мы утром улицу проезжали. Я запомнил
– Так это еще хуже! – возопил Каминка. – А это что: «Три крыла человекобога»! По-твоему, Ницше мог сказать такую глупость?
– Вряд ли, – миролюбиво сказал Камов, – но именно это и сработает.
– Три крыла, три крыла! – не успокаивался Каминка – Нет, Миша, ты уж меня прости, но все это бред сивой кобылы.
– Конечно, – согласился Камов, – именно поэтому и пройдет. Впрочем, я с тобой спорить не буду. Не хочешь – не посылай. В любом случае, что ты теряешь?
Художник Каминка сел на стул.
– Ну ладно, – обреченно сказал он, – сил у меня больше нет.
– А нет, – сказал художник Камов, – тогда переведи это на ваш святой древний язык и отошли, пока не поздно.
– Так что отсылать, – смирившись, сказал Каминка, – тут, кроме текста, ничего нету.
– А ничего и не надо. В конце припиши: визуальное решение оставляется на усмотрение куратора и дизайнеров выставки, так как всецело зависит от конкретных условий. Понял? Вот так. С тебя бутылка, Сашок.
Художник Каминка, осуждающе покачивая головой, уселся за перевод, а художник Камов улегся вздремнуть на диван. И вот пока каждый из них занят своим делом, мы, поскольку пообещали ничего от читателя не скрывать, познакомим его с текстом, вызвавшим столь бурную реакцию художника Каминки. Итак: