Канада

В большинстве коробок я подолгу не рылся. В одной лежали издававшиеся в Реджайне газеты. В другой — грязная одежда и обгрызенная мышами обувь. В третьей — документы, квитанции, суммарные данные об урожаях пшеницы и стоимости услуг элеватора, бумаги, связанные с покупкой нового трактора «Ватерлоо-Бой».[20]

В четвертой — нераспечатанные стопки материалов, посвященных выборам 1948 года в Саскачеване, касавшихся ФКС и партии «Социального кредита». Я попытался представить себе, сколько же семей жило здесь, в моем доме. Много, очень много, думал я, — и, похоже, все они собирались вернуться из своего настоящего и предъявить права на эту лачугу, но так и не вернулись. Или умерли. Или просто предпочли оставить здешнюю жизнь позади и попытаться наладить где-то другую, лучшую.

Я гадал, однако же, что подразумевал Артур Ремлингер, когда говорил, что американцы ни за что не позволили бы городку вроде Партро остаться стоять на земле. Сожгли бы его — в виде укора прогрессу. Впрочем, укладывая коробки на прежнее место, к продуваемой ветром стене кухни, я решил, что, пожалуй, он был прав. Мои родители, люди, не имевшие ни настоящего имущества, ни непреходящих ценностей, никогда не владевшие домом, перевозившие с собой с места на место очень немногое; люди, у которых и ту малость, какой они обладали (не считая меня и Бернер), отняли и выбросили на городскую свалку Грейт-Фолса, — они-то и были теми, о ком говорил Артур Ремлингер, теми, кому было решительно наплевать на Партро, пусть даже они его и не спалили. Людьми, бежавшими от прошлого, не оглядываясь, если они могли обойтись без этого, назад; людьми, вся жизнь которых лежала где-то впереди, в недалеком будущем.

11