Канада

В конце концов я почти заснул, хоть мое сердце и продолжало стучать как-то странно. И вдруг ощутил рядом с собой Бернер: она пришла в мою комнату и забралась ко мне в постель — второй раз за одну неделю. Как я говорил, со времени переезда в Грейт-Фолс мы с ней спали в разных кроватях. Когда родители выделили для Бернер отдельную комнату, я скучал по сестре и, конечно, порадовался бы ее возвращению. Сам-то я в постель Бернер ни за что не полез бы. Это могло лишь разозлить ее — или просто дать повод в очередной раз меня высмеять. Но теперь я был доволен тем, что она рядом.

Бернер недавно плакала, от нее пахло слезами и сигаретами. А одежды на ней никакой не было, и это меня поразило. Кожа у нее была холодная, она тесно прижалась ко мне, одетому в пижаму. Продрогла от плача. Она взяла мою руку, положила себе на живот и сказала:

— Согрей меня. Не могу заснуть. — Пошмыгала носом, вздохнула. — Зря я виски пила. Оно сон разгоняет.

И приникла ко мне еще теснее. Теперь я ощутил исходившие от ее волос запахи мыла, «Викса», зубной пасты, дыма. Она прижалась бугристым лицом к моей шее, щеки ее были влажными, холодными, нос забитым.

— Я спал, — соврал я.

— Так и спи, — ответила она. — Я тебе не помешаю.

Поезд свистнул в ночи. Я сложил на груди руки. Бернер крепко стиснула одну из них.

— Теперь я одна убегу, — прошептала она мне в ухо. Потом откашлялась, сглотнула, пошмыгала носом и прибавила: — Я сумасшедшая. Мне все равно, что со мной будет.

После этого сестра некоторое время молчала. Я лежал рядом с ней, тихо дыша. Неожиданно она поцеловала меня в шею, крепко, прижалась ко мне еще сильнее. Я против ее поцелуев ничего не имел. Мне от них только спокойнее становилось. Она отпустила мою руку, провела по мне ладонями, шершавыми и костлявыми.

— Я хотела сделать это сегодня с Руди, — сказала она. — Но сделаю с тобой.

— Ладно, — ответил я. Мне тоже хотелось. И ничто меня не останавливало.

— Это недолго. Мы уже занимались этим в его машине. Ты, я думаю, знаешь, как все делается.

— Совсем ничего не знаю, — признался я.

— Тогда ты подходишь в самый раз. Вообще-то, оно ничего не значит. Ты обо всем забудешь.

— Хорошо, — согласился я.

— Поверь, — прошептала она. — Это все пустяки.

Ну и довольно об этом. Пересказа оно не заслуживает.

То, что мы сделали, было неважно, разве что для нас, да и то всего лишь тогда. Ночью Бернер проснулась, села, взглянула на меня и сказала (я не спал):

— Ты не Руди.

— Нет, — подтвердил я. — Я Делл.

— А, ну ладно, — сказала она. — Я просто попрощаться хотела.

— До свидания, — сказал я. — А ты куда?

Она улыбнулась мне — моя сестра — и сразу заснула, а я обнимал ее, на случай, если она замерзнет или испугается чего-то.

35

Странно это было — проснуться в доме одному, без родителей. Не так давно мы уже просыпались без них, когда они уезжали грабить банк, однако на этот раз, в понедельник, все было иначе. Они сидели в тюрьме — так мы думали, — а мы никакого представления о том, что с нами случится, не имели.

Я проспал до восьми — к этому часу солнечный свет нагрел комнату, и проснулся я в поту. В коридоре уже работал вентилятор. Бернер в моей постели отсутствовала. Простыня рядом со мной была прохладной, значит, сестра покинула меня уже немалое время назад. Сквозь стены пробивался шум движения по Сентрал. С аэропорта в холмах поднимался самолет. Я подумал, что Бернер ушла насовсем и с предстоящим днем мне придется справляться в одиночку.

Впрочем, одевшись и выйдя из моей комнаты, я обнаружил сестру на кухне. Она разогрела вчерашнее мясо, съела часть его и мне оставила на тарелке квадратный кусок, — я сжевал мясо, запивая холодным молоком. В доме все еще пахло пивом и сигаретами. Я подумал, что надо бы вытащить мусор, пока не разгулялась жара.

Бернер надела в тот день бермудские шорты, которые почти никогда не носила и из которых торчали ее безволосые веснушчатые ноги с длинными ступнями. К ним она добавила белые теннисные туфли и матроску. От нее пахло душем. Волосы она зачесала назад и перевязала красной ленточкой. О ночном происшествии мы разговаривать не стали. Ее оно, похоже, нисколько не удручило, меня тоже. Мы стали другими людьми, не теми, какими были, и, на мой взгляд, это было хорошо.

— Мы должны навестить их, — сказала Бернер, ополаскивая в раковине две тарелки и глядя в окно на боковой двор — на бадминтонную сетку, соседский дом, кол для бельевой веревки. — Их могут перевести в другое место, и больше мы их не увидим.

Мокрыми пальцами она сняла с разделочного стола газету и бросила ее на стол передо мной:

— Кто-то подсунул под нашу дверь приятный подарок.