Канал имени Москвы

— Ты видел его глаза, когда… ну, когда вы с парнями рассказываете?..

— Я уж пеняю на себя за свой болтливый язык, — в сердцах обронил мужчина. И бросил взгляд на Фёдора. Было видно, что в душе-то он польщён.

— Не пеняй. Нашлось бы кому рассказать.

«Дело говорит за себя», — любили повторять гребцы. И снова уходили по каналу. Труд их был тяжёлым и опасным. И почти всегда за копейки. Её муж знает, что это. И боится за Фёдора. Только не усидит их парень на тёплом бухгалтерском стуле.

Упрямый? Бесспорно. Но вот и то, что её пугало… когда ей казалось, что внутри Фёдора скрывается кто-то ещё. Не просто тайный характер, который ещё проявится. И тогда она думала: «А вдруг это правда?» И лезли в голову тёмные мысли, и тяжесть ложилась на сердце. Умом она понимала, что всё это бессмысленные глупости, невозможная чушь, но иногда думала: а что, если так оно и есть? Вдруг все эти байки, что ходят про гидов, — правда?

На канале болтали о вещах самых невероятных, плели столько небылиц, особенно про учёных и гидов.

Оно и понятно, люди их не понимали и побаивались. По крайней мере, относились с настороженностью к тем, кто ходит в туман, хотя и видели, что это необходимо. Львиная доля всех этих россказней оказывалась нелепой выдумкой. Только в эти тёмные минуты ей казалось: «Но как, если хоть что-то из этих невероятных, а порой и безумных фантазий окажется правдой?» И тогда её мальчик… У неё были более чем веские основания прислушиваться ко всем этим историям. К сожалению, были. Основания, связанные с Фёдором, с их Фёдором. Ей даже думать не хотелось о том, что Фёдор может стать гидом. Вещи, которые она слышала, были пугающими. О том, что может произойти в тумане. И особенно о младенцах, которые… не совсем младенцы. И в эти тёмные минуты, когда подкрадывалось шершавое безумие и тяжестью ложилось на сердце, она думала, что если это сможет его уберечь, пусть уж лучше идёт в гребцы. Порой она сама смеялась над собой, порой чувствовала, что балансирует на грани и уже не знает, чему верить. Но уж лучше в гребцы. Потому что если это так и во всей этой болтовне есть хоть крупица правды, то никакой бухучёт его уже не удержит.

Она взглянула на мужа, и тут же оба услышали весёлый оклик Фёдора:

— Мам, пап, если не видите, я вернулся!

Она поняла, что необходимо взять себя в руки. Обычно они шутили друг с другом, и когда женщина обернулась, на губах её играла улыбка, а тени, залёгшие у глаз, были почти незаметны.

— А ты кто? — поинтересовалась она.

— А кто обычно зовёт вас «мам-пап»?

— Мам-папом?

— Но вы можете считать меня разносчиком сидра.

— Ладно. Договорились. Поставьте в погреб. И ступайте своей дорогой.

Она бросила взгляд на мужа.

— Может, мы покормим его? — И поняла, что ещё чуть-чуть, и улыбка её будет выглядеть вымученной. — Ужин скоро. — Она добавила в голос строгости. — Но за стол у нас пускают только с чистыми руками.

— Знаю, — насупился Фёдор. Поднялся на крыльцо и вошёл в дом. В их совсем крохотный, но чистенький двухэтажный дом, который они делили с ещё одной семьёй такого же неразбогатевшего гребца.

Женщина вздохнула. Макар пристально смотрел на неё.

— Не думай о плохом, — вдруг попросил он.

Она ответила мужу долгим настороженным взглядом. Щёки её уже какое-то время не казались порозовевшими.

— Как скажешь, — негромко отозвалась она.

4

Ворон Мунир доставил своё послание по назначению. И когда перед адресатом побежали буквы, его лицо преобразила тихая счастливая улыбка.

— Наконец-то, — прошептал он.

Сообщение было сухим, сдержанным, ни одного лишнего слова:

«Его манок цел и действует. Сегодня с утра манок выглядел совсем как новенький. Я вызвал Мунира при помощи его манка.

P.S. Думаю, завтра они начнут поиск по всему каналу. Мы сделали всё, чтобы Дубна привлекла их наименьшее внимание».

Эта радостная улыбка ещё какое-то время светилась на лице адресата. Но потом она померкла. И у переносицы залегла глубокая тревожная складка.

5