Кандинский. Истоки. 1866-1907

Будем как Солнце! Забудем о том,Кто нас ведет по пути золотому,Будем лишь помнить, что вечно к иному,К новому, к сильному, к доброму, к злому,Ярко стремимся мы в сне золотом.Будем молиться всегда неземному,В нашем хотеньи земном!Будем, как Солнце всегда молодое,Нежно ласкать огневые цветы,

Воздух прозрачный и все золотое.Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,Будь воплощеньем внезапной мечты!Только не медлить в недвижном покое,Дальше, еще, до заветной черты,Дальше, нас манит число роковоеВ Вечность, где новые вспыхнут цветы.Будем как Солнце, оно – молодое.В этом завет Красоты![Бальмонт 1994(1): 346]

В том же году вокруг Андрея Белого начал складываться кружок «Аргонавты», участники которого – московские символисты выражали свое устремление к солнцу, заре, духовному преображению мира (ср. стихотворение Белого «Аргонавты» [Белый 1991: 450])[162].

Параллельно этому Кандинский создал собственный миф о стране солнца и счастья. В декабре 1903 г. он писал Габриэле:

Я радуюсь тому времени, когда мы вместе занимаемся творчеством. По вечерам ты играешь, а я исступленно гравирую и гравирую. Ты со временем уже начинаешь узнавать радость совместной работы[163].

Еще летом 1903 г. в Калльмюнце он начал работать над декоративными эскизами для вышивок Габриэлы. Его Рисунок с подсолнухами (1903; ФМ, 330: 32) послужил основой для гуаши Эскиз вышивки с подсолнухами (1904; ФМ, 1119), в которой цветы на черном фоне напоминают эмблему цветка-солнца в черном круге в Золотом парусе. Эскиз вышивки с солнцем и яблонями (1904; ил. 45) изображает ту неведомую землю, куда скачет «синий всадник» (ил. 42), куда едет рыцарь в

Белом облаке (ил. 43) и куда плывет герой в Золотом парусе (ил. 44). Этот образ воплощает миф Кандинского о рае. Райская земля спрятана за белыми облаками. Золотое солнце восходит здесь на черном небе, разгоняя мглу. В зеленом саду растут две яблони, усыпанные красными плодами. Незаселенный солнечный рай в Эскизе, подобно пейзажу с храмом в лучах восходящего солнца в Вечности (ил. 41), символизирует стремление Кандинского к вечной истине о «красоте и мудрости», остающейся недосягаемой мечтой в его жизни.

Русская царевна и немецкая прекрасная дама

В конце 1903 г. и в начале 1904 г. Кандинский работал над двумя женскими образами. Зеленая птица, Невеста

и В замковом саду представляют сказочную русскую «царевну». Однажды и Юная пара изображают прекрасную даму из волшебного мира старой Германии.

Девушка в богатом платье и короне на картине Зеленая птица (конец 1903; ил. 46) похожа на героиню из Трех царевен подземного царства Виктора Васнецова (1881; ГТГ). Она подняла голову в сторону птицы, сидящей на ветке березы, и, закрыв глаза, слушает ее. В русских сказках чудесные райские птицы поют в саду волшебного дворца, а царевна (царевич) ищет птицу-говорунью, которая знает, где находятся дерево певучее и живая вода[164].

Сказочные мотивы лишь внешне обусловливают сюжет Зеленой птицы. Картина передает состояние меланхолического одиночества девушки. Она стоит на цветочной поляне перед древнерусским городом. За ней изображена извилистая дорога с березами по обеим сторонам, ведущая к воротам. Две ближайшие к девушке березы срослись вместе, и их кроны переплелись. Этот мотив впервые появился в Русском рыцаре (ил. 15). И рыцарь, и царевна одиноки и погружены во внутреннее поэтическое переживание красоты природы. Состояние героев Кандинского мотивируется его отношениями с Анной. Его ностальгическое воспоминание о нереализованном с ней «счастье, которого не сознаешь», стимулировало его «чувство потерянного рая» в Зеленой птице.