Читаем Каникулы Каина: Поэтика промежутка в берлинских стихах В.Ф. Ходасевича полностью

Тынянов упоминает два стихотворения – «Баллада» и «Перешагни, перескочи…» – из сборника «Тяжелая лира»108. Из этой же книги стихов – упомянутая нами выше цитата-аллюзия к стихотворению «Не матерью, но тульскою крестьянкой…» (формула «завещанный веками»), а «Смоленский рынок» восходит к сборнику «Путем зерна»109

. Таким образом, можно предположить, что к моменту написания статьи материалом Тынянова была в первую очередь «Тяжелая лира», а во-вторых, старые стихи поэта. Единственным стихотворением из будущей «Европейской ночи», которое Тынянов точно знал, является «С берлинской улицы…»: оно было опубликовано в альманахе «Петроград», на который он в 1923 году написал рецензию. Некоторые тексты будущей «Европейской ночи», опубликованные на момент написания статьи, были Тынянову теоретически доступны, но даже если и прочитаны, то в любом случае не учтены. Упрекать в этом Тынянова непродуктивно хотя бы потому, что Тынянов в своей статье присмотрелся к самой актуальной и законченной, цельной книге («Тяжелая лира»). Впрочем, уже точно зная как минимум отдельные тексты «Европейской ночи» и заметив произошедшие изменения в поэтике Ходасевича (о чем речь далее), он не изменил свой пассаж о Ходасевиче, переиздавая «Промежуток» в книге «Архаисты и новаторы» (1929)110. Это еще раз позволяет предположить, что Ходасевич является для Тынянова не только и не столько «случаем», сколько поводом для демонстраций своих концептов.

Процитированную выше хвалебную часть заметки Тынянов начинает с риторического лукавства – перекодировки и переадресовки своей «слепоты» – Ходасевичу. Он полуупрекает Ходасевича в глуховатости («не прислушивается») и – косвенно – в «недооценке» Ходасевичем своих собственных стихов, на которые следовало бы обратить внимание. И если тыняновская слепота современника эволюционно продуктивна, то слепота Ходасевича – негативная, тупиковая, причем это слепота не только писателя, но и читателя. Как читатель Ходасевич видит в стиховой культуре XIX века только готовые шаблоны канона и, соответственно, и как поэт работает с неподвижным каноном, хотя требуется, «чтобы поэт видел лучше»: лучше читателя. Поэтому Тынянов ценит не те тексты Ходасевича, в которых он репродуцирует свои чопорные читательские и поэтические представления о классичности, а те, в которых он от них отступает, делает шаг назад в свою поэтическую лабораторию. Выделенные Тыняновым стихотворения «Баллада» и «Перешагни, перескочи…» документируют следы автопоэтологической ревизии, ценной в промежутке. В них тематизируется и реализуется неготовость, несделанность стиховой еще-не-вещи. В этих стихотворениях Ходасевич делится опытом автодемонтажа, готовым вещам предпочитая по-розановски беглые, черновые наброски, домашние, интимные, дневниковые отрывки из записной книжки поэта, снимки-свидетельства (не) рождающегося, (не) получающегося, еще не оформленного текста111

.

Борьба с собственным каноном как одна из базовых характеристик промежутка – вот что делает поэта причастным современности, и Тынянов постоянно напоминает об этом на протяжении всей статьи. Так, Маяковский получает особый статус в промежутке потому, что «не может успокоиться на своем каноне»112. Поэтам, попавшим в плен своей темы, Тынянов приводит «веселый пример Гейне», «вырвавшегося на свободу из канона собственных тем»113

. Так и некоторые редкие тексты Ходасевича «выпадают из его канона». Выпад – это искомое смещение. В самом слове «выпад» присутствует схожая и смежная «отходу» и «выходу» кинетическая полисемантика, и не случайно это метафорическое понятие, примененное к Ходасевичу, становится одним из ведущих в статье «Литературный факт», где оно появляется в контексте разговора о критике. Критика пушкинской эпохи оценила легкость «Руслана и Людмилы» «как выпад из системы, как ошибку, и опять это было смещением системы»114. С одной стороны, «выпад» – выпадение из системы, с другой – наступательный прием, эскападная инвектива, провокация самого (авто)смещения – вот в чем таится потенциал современности и своевременности – Пушкина, Маяковского или Ходасевича115
.

Выделяя потенциал Ходасевича, Тынянов остается верен намеченному выше сопоставлению Ходасевича и Тютчева, обоих объединяет дилетантизм и перефункционализация фрагмента. Незадолго до «Промежутка» в статье «Вопрос о Тютчеве» (1923) Тынянов разработал теорию фрагмента (отрывка) как легализованного Тютчевым особого поэтического жанра – продукта «разложения монументальных форм XVIII века»116. Упоминание об «отрывочности Тютчева» как о результате его «литературного дилетантизма» появляется и в самом «Промежутке»117. Ирена Ронен точно замечает, что похвалы Тынянова нужно рассматривать как «попытку направить Ходасевича по линии мелких жанров, фрагментов»118.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература