Каннибалы

– Читала: в разных жопах.

– Сорян, факты не вяжутся.

– Сорян, мы, люди из разных жоп, любим переезжать в большие красивые города типа Петербурга и Москвы.

Петр не ответил.

– Если ему шестьдесят, его папа или мама, может, еще живы…

Петр уже открывал файл Бориса в картотеке. Сведения о семье. Семья Бориса была идеальной: она никогда не создавала проблем с безопасностью. Именно поэтому он об нее никогда раньше не спотыкался: родители Бориса были для Петра просто строчкой ежемесячного денежного перевода, которым к тому же занималась ассистентка Бориса.

– Ну и что там? – сунулась поверх руки Света (она сказала: ну и чо).

Родители Бориса, если верить документам, жили в Белгороде.

– Что? – не поняла его выражение лица Света. – Умерли уже?

– Просто странно. Никогда об этом не думал, – признался Петр. – Питерский и питерский. А родители, оказывается, из Белгорода.

– Позвоним им, и все спросим.

– Ты что, охуела?

– А чо тут такого? Номер трудно найти?

Петр махнул рукой.

– И что ты им скажешь? Верите ли вы в господа нашего Иисуса Христа?

– Номер-то их есть?

– Номер, допустим, есть.

Она тут же выхватила его телефон.

– Стой.

Но Света уже набирала на своем цифры. Петр еще прыгал, пытаясь выхватить у нее телефон. Она сделала жест: тихо! Заговорила в трубку:

– Здравствуйте. Звонит служба соцопроса.

Петр отступил. Голос ее звучал спокойно и правдоподобно.

Света засмеялась:

– Извините, представляю, как мы вам надоедаем. Но если вы со мной чуть-чуть поговорите, спасете меня от нахлобучки начальства. Мне эти деньги дико нужны, стипендия сами знаете какая.

В трубке, видимо, приветливо ответили.

«А она нравится людям», подумал Петр.

– Спасибо! Это совсем короткий опрос. Как часто вы стираете?

Петр хмыкнул.

– А каким порошком обычно пользуетесь?.. А давно у вас уже эта стиральная машина?.. Да, когда дети помогают, это здорово! Хорошие дети… Сын, да… Ну, спасибо. Теперь просто общие сведения… Возраст… Ага. Пол пишу: женский… Вероисповедание… Ну да, никакого отношения к стирке, – засмеялась она. – Просто правила такие. Социология… Как-как? Ду-хо-бо-ры. Хм. Такой графы у меня нет. Это христиане типа? Можно написать, христиане? – ломала дурочку она.

«Здорово притворяется», – неприятно поразился Петр.

– Хорошо. Большое вам спасибо за помощь!

Света нажала отбой. Взгляд был торжествующий: а я что говорила!

– Не знал, что ты такие слова знаешь: спасибо, пожалуйста, извините. Можно в общение со мной их тоже включить?

– Очень симпатичная мама, кстати, – сообщила она. – Стирает «Тайдом». Машине три года.

Следующий вопрос воткнулся в Петра, как холодная спица:

– Только я не врубаюсь – как это помогает найти Иру?

Петр знал, что лжец всегда отводит глаза – хоть на долю секунды. Даже если глаза его устремлены прямо в ваши: взгляд как бы проваливается вглубь, уходит с поверхности. Лжеца всегда выдают глаза. Он знал. И все-таки отвел взгляд.

– Посмотрим, – сказал он. – Пока я и сам не все понимаю.

– Думаешь, у них была любовь? – странным тоном спросила она.

– Ты что? Вообще уже? Он знаешь какими бабами объелся?

Он побоялся, что она пристанет с расспросами. Но Света просто умолкла и отвернулась.

Когда перепробовал всё, когда всё уже повторяет то, что было когда-то, когда уже можно не смотреть на красивую женщину, потому что куда более красивую ты давно устал ебать, тогда единственное, что может проточить дыру в обороне, это твое собственное прошлое. Изнутри. Нет-нет, не в том наивном смысле, что явится вся в морщинах былая любовь, и… Нет. Однажды ты просто захочешь стать тем, кто ты есть.

«У них была… – панически обдумывал Петр, – …у него все-таки случилась любовь».

4

Если бы кто-то из коллег сейчас увидел Марину и Дашу, то мог бы подумать, что они вписались в гастрольный чес по Москве.

Марина парковала свой «Ниссан-Кашкай», главными достоинствами которого было то, что он недорогой и просторный (какая разница, что убивать в говно? после первой же зимы в Москве, обильно посыпанной химикатами, днище все равно станет как решето, – рассудила практичная Марина).

Марина четко перечисляла все детали костюма.

Белова на заднем сиденье раскрывала чемодан. Передавала шмотки: то узкое черное платье, то джинсы и отвисший свитер, то штаны в катышках, то еще что-нибудь. Переодевалась сама, стукаясь локтями о дверцу и взбрыкивая ногами чуть ли не до потолка. Потом обе, сопя и полуоткрыв рты, наклеивали ресницы – или наоборот, отрывали колючие полоски с век. Флакон с лосьоном для лица стоял там, где у обычных автомобилистов стоит картонный стаканчик с кофе. Пол был усеян влажными салфетками для снятия макияжа.

Тяжелее всего пришлось в сауне – жена министра путей сообщения раньше была знакома с Волочковой и от нее наблошилась вздора, будто все балерины обожают торчать в сауне. Белова сидела, потела, чувствовала, как выходит из тела драгоценная влага, которой там и так немного, и смотрела на черные и красные точечки, плясавшие перед глазами. Марина время от времени толкала ее в бок – чтобы не сомлела совсем. Но и это прошло.

– Ладно, зато подтопили жир, – старалась не унывать Марина.