Канцлер

— Как вы посмели говорить, что Мелитриса утопилась? Это не просто дерзость! Это… кощунство!

Маленькая принцесса быстрым шагом прошлась по комнате, когда она нервничала, то заметно хромала.

— Ничего подобного я не говорила, — обиделась Верочка. — Что, мол, утопилась, сообщила госпожа Шмидт.

Принцесса словно споткнулась и упала в кресло.

— Старая дура! — фраза была произнесена вполголоса, но принцесса тут же пожелела о сорвавшемся с губ восклицании.

Умные Верочкины глаза смотрели пытливо, она ждала пояснений.

— Госпожа Шмидт просто решила попугать вас. На самом деле все обстоит совсем не так… Мелитриса уехала, — она вздохнула и добавила: — В Псков, в свою усадьбу Котину.

— Вот как? Насовсем?

— Я не знаю… Может быть, и насовсем. Этого еще никто не знает, — глаза принцессы смотрели куда-то вбок, да и выражение лица было словно скошенное.

— А почему она уехала? И со мной не попрощалась?

— Тетка… вы знаете, у нее есть престарелая тетка. Так вот — она умерла, — принцесса встряхнулась, словно обрела, наконец, линию поведения.

— Но Мелитриса не получала никаких писем.

— Ей и не надо было их получать. Достаточно, что это письмо получила я. Умерла тетка, и мадемуазель Репнинская уехала на похороны. Я не вижу в этом ничего странного! — С каждым словом принцесса словно подхлестывала себя, взвинчивала, а потом уже стала кричать в лицо растерявшейся Верочке.

— Теперь идите! И не смейте баламутить головы другим! Если надо будет, я сама все объясню!

— Да пожалуйста! — прошептала Верочка обиженно. — Только один вопрос. Можно?

— Какой вопрос?

— Князь Оленев, опекун Мелитрисы, знает?

— Он знает все, что ему положено знать, — принцесса подошла к Верочке вплотную и стала подталкивать ее к двери. — Князь Оленев сам получил письмо из псковской усадьбы. А если не получил, то получит. И я ему обо всем напишу. Всенепременно. Спокойной ночи!

— А сундук с вещами Мелитрисы?..

— Сундук я возьму к себе на сохранение… — услыхала Верочка уже из-за закрытой двери.

Верочка быстро уснула и спала без снов, а наутро опять появились сомнения. В чем? Она и сама не знала. Могла умереть престарелая тетка? Могла, ей без малого сто лет. Должна была Мелитриса, наследница, ехать к ней на похороны? Вне всяких сомнений. Так в чем же дело?

А дело в том, что собака зарыта совсем не там, куда тыкала пальчиком принцесса Курляндская! И чего она все бегала, суетилась и горбом трясла? Потому что хотела утаить главное. Может быть, про покойную тетку она все сама сочинила…

За сундуком не шли. Верочка примерила фиолетовое платье Мелитрисы, оно было почти впору, только корсет чуть жал. Верочка давно мечтала о таком платье. Если Мелитриса, не приведи господь, умерла, ведь и такое может быть, то платье это останется как память. Корсет нужно подпороть… там всех дел-то — вынуть парочку пластин из китового уса. А лиф сидит отлично!

Если все хорошо и благополучно кончится, то есть Мелитриса вернется, она с удовольствием вернет ей платье. В конце концов Мелитриса сама давала ей это платье… один раз… на прогулку с графом В. Верочка еще раз прошлась перед зеркалом. А принцессе Курляндской она не верит, не верит!

Этим же вечером княжна Олсуфьева написала подробное письмо князю Оленеву, а наутро отправила его через почтовую контору по адресу. Не беда, если ее письмо продублирует послание принцессы Курляндской. А вот если опекун и по сию пору ничего не знает, то это… злодейство, вот что это такое!

Темное дело

Письмо от Верочки Олсуфьевой шло до Никиты Оленева пять дней, как мы видим, и предки наши умудрялись иногда везти почту со скоростью верста в неделю. В руки к Никите оно попало, когда тот поспешал в карете, дабы ехать к скульптору Николаю Шилле. Прочитав его в дороге, князь отнесся к посланию Верочки более чем спокойно. Даже, помнится, подумал, вот и прекрасно, что тетка умерла. Она давно в маразме, а теперь у Мелитрисы будут кой-какие деньги и из-за деревни Пегие Воробьи не надо судиться.

Непонятное беспокойство заставило спустя полчаса еще раз перечитать письмо. Верочка, конечно, барышня, и психология у нее девичья, то есть убогая, настоянная на мечтах о несбыточном и любви ко всякой таинственности, но ведь она права — не могла Мелитриса уехать в Псков, не поставив его в известность.

Как только с делами скульптора было покончено, Никита поехал во дворец и получил от ворот поворот. Придворная контора заявила, что о посещении надобно извещать за два дня.

— А почему не за месяц? — негодовал Никита. — Я же не к Ее Величеству рвусь, а к обер-гофмейстерине, принцессе Курляндской. У меня неотложное дело!

— Не положено. Сегодня большой выход. Фрейлины на литургии.