Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)

- Простите, ваше высочество, по желанию Их Высочества я вынужден ответить отказом.. - Ах, так? - в голове мелькнул вопрос, что лучшевеселая надменность или обиженное благородство? Екатерина выбрала второе. Я пойду пешком! Александр Иванович, я не раба в этом доме! И передайте, если моим дамам и кавалерам запретят следовать за мной, то я пойду одна. И донесу об этом возмутительном случае государыне. Я напишу ей письмо. Этого мне никто не может запретить.

Шувалов вдруг оживился:

- А что вы ей напишете... то есть Их Величеству?

- О, мне есть что сказать императрице, - Екатерина сделала вид, что не заметила оплошности Шувалова. - Я напишу, как со мной здесь обходятся. Напишу, что вы, для того, чтобы доставить великому князю удовольствие общаться с моими фрейлинами, поощряете его в намерении не пустить меня в театр.

Екатерина говорила быстро и запальчиво о том, что жизнь ее ужасна, что муж ее ненавидит, что она попросит государыню отослать ее из России.

Сама того не ведая, она в первый раз сформулировала главную свою мысль в линию поведения, которая впоследствии помогла ей выиграть все дело.

Екатерина тут же села за стол и умакнула перо в чернильницу.

- Я посмотрю, как вы не посмеете передать мое письмо государыне, бросила она в лицо озадаченному Шувалову.

Александр Иванович тихо вышел. Перо легко бежало по бумаге. Руку Екатерины вело само провидение. Она писала по-русски. В первых строках она поблагодарила Елизавету за милости и благодеяния, "коими осыпана была подательница сего с самого первого дня прибытия в Россию". Далее Екатерина писала, что, судя по всему, она не оправдала возложенное на нее доверие, и посему жизнь ее ужасна. Она вынуждена претерпевать ненависть великого князя и немилость государыни, а посему просит отослать ее к родным в Германию тем способом, который найдут подходящим. "Живя с ними в одном доме, я не вижу детей моих, - писала Екатерина, - поэтому становится безразличным, быть ли с ними в одном месте или во многих верстах от них. Но я знаю, что Ваше Величество в щедрости и милости своей окружат их заботами, во много раз превышающими те, которые мои слабые способности позволили бы оказывать моим детям".

"Колода старая, ты у меня разжалобишься", - подумала Екатерина, меняя перо.

Далее она написала, что остаток дней проведет в уповании на милостивую заботу о них (детях) государыни, молясь Богу за их высочество Петра Федоровича и за всех, кто сделал ей добро и зло. "Здоровье мое доведено таким горем до такого состояния, что я должна спасти хотя бы свою жизнь. А для этого припадаю к ногам Вашим - позвольте мне уехать на воды!" И опять слова восторга и благодарности. Словно в слоенном пироге: крем, тесто, крем, так и в этом письме зашифрованный упрек чередовался с воплем счастья, потом опять обида, опять восторг.

Екатерина поставила точку в тот миг, когда в комнате появился Шувалов, словно в замочную скважину подсматривал.

- Кареты поданы, ваше высочество! - тон был примирительный, вежливый, при желании в нем можно было уловить нотки раскаяния.

Помаргивая глазом, он принял письмо к Елизавете.

- Напоминаю, мои дамы и кавалеры вольны сами решать - едут они со мной в театр или нет.

Направившись к двери, Екатерина, словно нечаянно, толкнула Шувалова в бок фижмами китового уса и проследовала в переднюю. Великий князь и юная Воронцова по-прежнему сидели за круглым одноногим столом с картами Екатерина шла к противоположной двери не напрямую, а по дуге. Ей очень хотелось пройти с независимым видом мимо мужа. Великий князь угадал ее маневр и вдруг встал, за ним поднялась его фаворитка. В ответ на этот церемонный жест Екатерина сделала глубокий реверанс и проследовала к двери. Каждая клеточка ее организма смеялась.

Она опоздала в комедию. Первое, что увидела Екатерина, усаживаясь в кресло в своей ложе, был русый, тщательно причесанный затылок Понятовского. Он сидел в партере, в пяти шагах от нее. Предчувствуя ее появление, он повернул голову. Флюиды, как считали в XVIII веке (а раз считали, так и было), не только жидкость, объясняющая явления магнетизма и электричества, это еще токи, излучаемые людьми. Теплые лучи, идущие из серых глаз еговозлюбленного, прошли насквозь через сердце, и грудь заныла томлением, по спине пробежали мурашки, и дыхание перехватило. Государыни в театре не было. Но Екатерина забыла и думать об этом.

Поборник справедливости

В кабинет Бестужева бочком вошел небольшого роста человек в форме гвардейского сержанта, лицо его имело совершенно неслужебное выражение благодушия, он словно ждал, сейчас подследственный задаст ему какой-нибудь вопрос, и он с удовольствием ответит. Так и случилось.

- Ты что, голубчик, мой новый караульный?

- Так точно, ваша светлость. Переведен к вам с отрядом. Колышкин Mиколай Иванович.

- Сейчас я не светлость. Сейчас я арестант, - усмехнулся Бестужев.

- Никак нет, для меня вы светлость, поскольку пострадали безвинно.