Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)

Тропинок было всего две, и протоптаны они были весьма малым количеством ног. Выяснилось, что левая тропинка вела в глубь леса к незамерзающему ключу, что вытекал из-под гранитной, мхом поросшей глыбы. Вторая тропинка шла к заливу. Там было свежо, ярко и необычайно красиво. Морской ветер выдул снег из-под дубов и сосен, что стояли, вцепившись корнями в крутой, каменистый откос, отполировал поверхность льда у берега. Вода подо льдом была живая, как ртуть. Солнце слепило глаза.

- Это что там вдалеке виднеется? Остров, что ли? - спросила Мелитриса.

- Ничего я такого не знаю, ваше сиятельство, - угрюмо ответил Устин. - Нам ведено по лесу гулять. И не говорите, что на залив ходили. Влетит.

Когда на третий день Аким Анатольевич увидел Мелитрису, он воскликнул:

- Да вы загорели! - и опять добавил дурацкое: - Приступим...

Нет смысла подробно пересказывать их беседы, пустой, многословный треп, в котором все время надо быть настороже. Балаболят о том о сем, потом Аким Анатольевич засвистит, как чайник, Мелитриса тут же сосредоточится, соберется, и пойдет беседа точная, как перестрелка.

- Мы в вашем сундуке склянку нашли, а в ней какие-то снадобья намешаны. Показывали лекарям, они сказали - яд! Оч-чень ядовита! Как объясните?

- Да это мазь от бородавок.

- Ой ли? - следователь не хотел так легко сдаваться, отказываясь от столь перспективной версии.

- Это мазь от бородавок, которую принес мне во дворец опекун

- Ха-ха-ха... А не стыдно ли вам с опекуном-то про бородавки разговаривать?

- Разговаривать не стыдно, а вот руки показать было стыдно

- А где у вас были бородавки?

- Вот, вот и вот, - Мелитриса доверчиво протягивала Акиму Анатольевичу руки. - Видите пятнышки розовые?

- Кто делал отраву?

- Мазь, Аким Анатольевич, не отраву... Мазь делал камердинер моего опекуна, можете проверить...

Он откидывался на спинку стула, складывал руки на животе, и Мелитриса понимала- можно расслабиться. И опять любезная беседа: "Где вам больше нравится жить - в Москве, Пскове или в Петербурге?.. И как называется деревня, матерью вам завещанная?" Или... "Сколько у тетушки вашей псковской было мужей и как звали первого? Была ли у вас гувернантка и если да, то кто она была - немка али англичанка?"

Гувернантка у нее была француженка, мужьев у тетушки было три, кажется, три, а как их звали, она не имела ни малейшего понятия.

Это потом, месяц спустя, когда Мелитриса и Аким Анатольевич стали почти друзьями, во всяком случае он так говорил, девушка узнала, что вопросы эти, с виду глупые, имели одну цель, выяснить, действительно ли эта худая, довольно ехидная фрейлина есть дочь полководца Репнинского, павшего на поле брани, или имя ее воровски присвоила себе какая-нибудь самозванка, имеющая корыстные, антигосударственные цели.

- И вы знаете, как звали первого мужа моей столетней тетки? - с азартом воскликнула девушка. Он не знал.

- А как же вы собирались меня проверять?

Оказывается, он собирался не проверять, а уличать, а это, сударыня, отнюдь разные вещи.

А пока, до понимания чистой цели Акима Анатольевича, Мелитриса чувствовала себя совершенной идиоткой, тем более что прямо к обвинению- мол, вы отравительница, он не возвращался и никак об этом не вспоминал.

В самой постановке его вопросов имелась смешная особенность. Он любил употреблять такие обороты, как "масло масляное" или "вчера случился случай", и даже не замечал нелепости этого - все так витиевато! Вот типичная постановка вопроса:

- Скажите, какие вы чувствовали чувства, когда вас привезли в этот дом?

Мелитриса серьезно и прилежно отвечала.

- Я чувствовала такие чувства: злобу, обиду, ненависть, раздражение, злобу... нет, злобу я уже говорила. Главное чувство, конечно, очень обидная для меня обида.

Аким Анатольевич с серьезным видом записывал ее хулиганские показания в какую-то книгу. Вы спросите:

и она не боялась? Позволяла себе валять дурака, быть вежливой и одновременно дерзкой, улыбаться и думать о побеге? О последнем она думала постоянно, только знака какого-нибудь ждала. Иногда она надеялась, что ктото спасет ее из этого рабства. Но больше всего ее занимала мысль: куда она попала? Кто такой Аким? Почему он ничего не объясняет толком и чем вся эта глупость может кончиться?

Ей было ясно, что в лице Акима Анатольевича она имеет не частное лицо, а представителя государственного учреждения. Видимо, учреждение это не было полицией. Мелитриса рассуждала так: в какой бы глупости или подлости ее ни обвиняли, они должны отвезти ее в тюрьму. Ведь так? И не просто в тюрьму, а в Тайную канцелярию, поскольку Мелитриса находится на дворцовой службе. Но в разговоре Аким Анатольевич мельком обронил: "Будете упрямиться, вас можно и в Тайную канцелярию сдать. Обвинительное обвинение, вам предъявленное, им по всем статьям подходит". Мелитриса хотела тут же схватить за ниточку, потянуть... чтобы клубок начал разматываться:

- Какое обвинение-то? Разве я не в Тайной канцелярии?

Но Аким Анатольевич так резко поменял тему разговора, что она понялатянуть за эту нитку бесполезно.