Капитализм кризисов и революций. Как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

Часть I. Формационные эпохи, этапы и волны капитализма

Глава 1. Неизвестное в кризисах и загадка революций

Две тысячи восьмой год напомнил человечеству о том, сколь разрушительными могут быть экономические кризисы. Падение на рынках, рост безработицы, долги домохозяйств и правительств, а также проблемы в банковской сфере и обесценивание валют – таковы признаки открытой им эпохи. Они проявлялись в разное время в разных странах, заставляя аналитиков и чиновников спорить о том, когда же будет поставлена точка в истории для многих неожиданно долгого и острого глобального кризиса. Эту точку правительства не раз ставили на протяжении десяти лет с момента начала кризиса. Всякий раз кризис исправлял ее на запятую, чтобы вновь продолжиться, продемонстрировать, что его причины не устранены.

Растянувшийся на второе десятилетие нового века мировой экономический кризис показал беспомощность формального подхода к кризисам. Он вновь, как это уже не раз было в истории, напомнил: острые и длительные хозяйственные переломы неверно списывать на ошибки финансистов, центральных банков или правительств. Они также не могут быть привязаны к перепроизводству товаров, раздутию кредита и чему-либо еще. Все это имеет место, но не позволяет понять ситуацию. А, не понимая столь сложный и затяжной кризис, можно ли было говорить о том, что мы понимаем кризисы вообще? Возможна и обратная постановка вопроса.

Ключ к постижению сути кризиса 2008 г. и последующих лет лежит во множестве других экономических кризисов, включая и те, которые были до капитализма. Таких кризисов два – это кризис III в. и кризис XIV столетия, о котором писали многие ученые с 1950-х гг. Мимо него не проходили Фернан Бродель и Иммануил Валлерстайн. В России им занимался историк Борис Кагарлицкий. Именно этот кризис следует считать родами торгового капитализма, предшественника промышленного капитализма. Работы многих ученых продвинули наше понимание этого кризиса, но не вскрыли в полном виде его сущности. Более всего прояснилось значение кризиса как экономического, социального и культурного перелома в европейской истории. В середине XVII в. случился еще один кризис, породивший Английскую буржуазную революцию и фронду во Франции. Ранее, во второй половине XVI столетия, прослеживается другой мировой хозяйственный кризис, связанный с оскудением ряда рудников серебра в испанской Америке и исчерпанием возможностей хищнической эксплуатации ее коренного населения. На выходе же Европа получила буржуазную революцию в Нидерландах, считающуюся первой, религиозные войны во Франции и многое иное. Так экономические кризисы предстали творцами революций нового типа. Но эти кризисы не были равнозначны переломам III и XIV в. В иерархии кризисов они стояли ниже этих великих революционных переворотов.

Не миновал без кризисов и «галантный» XVIII в. В 1770-е годы грянул, быть может, один из самых серьезных по последствиям кризисов в истории мира. То был кризис торгового капитализма, кризис лидировавшей тогда британской экономики, ориентированной во многом на внешние рынки, но базировавшейся на мануфактурном производстве, которое легко копировалось странами друг у друга. Этот кризис дал нам индустриальный, машинный капитализм. С этого момента, согласно собранным советским экономистом Львом Мендельсоном данным, берут начало циклические торгово-промышленные кризисы[3]

.

Являлся ли начавшийся в 2008 г. кризис циклическим? Безусловно, да. Но каково измерение этих циклов? Каковы они? Многое ли современная наука знает об этом? Есть ли у нас законченная и ясная теория циклического развития мировой (зональной, в ранние периоды истории) экономики или хотя бы промышленного капитализма? Такой теории на момент начала современного кризиса не существовало. Различные аналитики подходили к нему с разными линейками. Большинство из них недопустимо коротки; эти системы оценок основаны на изучении процессов за относительно короткий период времени и по отдельным проявлениям. Даже там, где исследователи пытались опереться на знания обо всей эпохе индустриального капитализма, они не устраняли «белых пятен». Ими, например, могли быть кризисы 1770-х и 1810–1820 гг., а также многие иные событий. Потому кризис 2008 г. и оказался для многих настолько неожиданным и малопонятным в своей логике.

Но загадка кризиса была столь трудной не для всех.