После съезда Киров, избранный членом Политбюро и секретарём ЦК, должен был переехать в Москву и взять на себя руководство идеологической работой в партии. Теория «пролетарского гуманизма» вроде бы получала шанс воплотиться в политике ВКП(б). Но переезд Кирова всё откладывался. Наконец, Киров приехал в Ленинград, чтобы сдать дела своему преемнику, и тут его настигла пуля убийцы.
Возможно, Сталин и прислушался бы к сторонникам более мягкого отношения к своим противникам и особенно к общественности. Но этого не хотел аппарат ЦК, особенно Каганович и Ежов (именно их отделы должны были перейти под руководство Кирова). Во-первых, многим его функционерам было бы не сдобровать за их прошлые жестокости. Во-вторых, вообще новый курс могли бы проводить только новые люди, и старым аппаратчикам пришлось бы распрощаться с насиженными хлебными местами.
Понятно, почему в этих условиях убийство Кирова произвело столь сильное впечатление на партию и всю страну. Убийство члена Политбюро и секретаря ЦК в самом сердце парторганизации Ленинграда — в Смольном, на глазах охранника, показало всем членам руководства ВКП(б), что даже при наличии охраны никто из них не может быть застрахован от подобной участи. А ведь до начала 30-х годов Сталин, например, ходил и ездил свободно, без какой-либо охраны. Дело даже дошло до того, что во время праздничной демонстрации один из оппозиционеров, некто Охотников, пробравшись на трибуну мавзолея, ударил его кулаком по голове. И вот, оказывается, каждого видного большевика может поджидать вражеская пуля.
У нас часто говорят о терроре, развязанном Сталиным в 30-х годах, даже вспоминают, что само слово «террор» означает «устрашение». Но часто к этому устрашению прибегают люди, сами подверженные страху, которым начинает мерещиться опасность со всех сторон, и тогда наряду с виновными страдают и невинные люди. Не удивительно, что в воцарившейся обстановке страха меры по искоренению вражеской агентуры были приняты беспрецедентные.
Сталин лично допрашивал Николаева — убийцу Кирова. На вопрос, зачем он это сделал, Николаев ответил, что кто-то ведь должен был решиться показать на неблагополучие в стране, повторить подвиг Желябова. Ответ, конечно, не удовлетворил вождя. Надо было найти «подстрекателей» убийцы. И в поле зрения следствия сразу же попали сторонники Зиновьева, которых в Ленинграде было немало. С некоторыми из них Николаев встречался.
Эти люди, ранее занимавшие более или менее крупные посты, привыкшие играть заметную роль в политической жизни, теперь с трудом мирились со своим скромным положением и всегда были готовы поворчать по поводу новых порядков и сравнить их с «добрыми старыми временами». Строго говоря, это не было тайной организацией, но они собой встречались между собой, и дух недовольство политикой партийного руководства был там неискоренимым. То есть, организации не было, но почва для неё была всегда готовой. Некоторые из этих фрондёров, приезжая в Москву, встречались с Зиновьевым и Каменевым. Заместитель Ягоды Агранов, друг Ежова, представил группу этих ленинградских «бывших» как заговорщиков и террористов. К этой группе следователи «пристегнули» и Каменева.
Есть такое мнение, что Ленин завещал своим соратникам по руководству партией не убивать друг друга, и первое время этот завет покойного вождя строго соблюдался.
Сталин не расстрелял Троцкого (о чём впоследствии очень жалел), а выслал его из страны — туда, где его враг смог безнаказанно (до поры до времени) вредить СССР. На его ликвидацию впоследствии с помощью зарубежной агентуры НКВД пришлось затратить колоссальные усилия и средства.
Бухарин, выведенный из Политбюро, стал редактором «Известий». Более того, его назначили секретарём комиссии по выработке проекта новой Конституции СССР, названной потом «сталинской». Как он сам признавался, его авторучкой текст Конституции был написан от первого до последнего слова.
Каменев, которым очень дорожил Горький (он устроил Каменеву встречу со Сталиным) под честное слово был прощён и поставлен во главе солидного издательства «Академия». Ему даже дали возможность выступить на XVII съезде партии, где его речь имела успех (хотя в ней он обосновал необходимость личной диктатуры, потому что в условиях кризиса стране нужен вождь).
Бухарин тоже выступил на съезде с покаянной речью и даже провозгласил здравицу в честь Сталина — «фельдмаршала всех революционных сил», но его речь была воспринята скептически (Киров назвал бухаринцев «обозниками», плетущимися в хвосте партии). Казалось, наступило некоторое примирение Бухарина с большинством партии.