Никак козлом называли? Дедушка, запиши в ЧОН! На полчасика, потом сам выпишусь.
Повернулся — медленно, неспешно. Оправил китель, щелкнул ногтем по Донскому кресту (номер пять!), завел руки за спину… А я еще грешил на «дроздов»! С нибелунгами наши сразу побратались, по медали каждому навесили, а те поклялись Тихий Дон до последней капли крови защищать. «Яссы и Дон — навеки вместе!»
Шагнул вперед. Штыки? Хрен с ними, напугали попа груздями!
— Знаете, что, мальчики? Я с вами даже спорить не буду. Просто мир делится на обоссанных неудачников — и на всех остальных. Мы — все остальные. Вопросы?
Молчат. Скалятся. Штыки вверх-вниз, вверх-вниз… И что дальше, поросята? Стрелять будете? Без шкуры остаться не боитесь — а заодно и без яиц? Штаб Чернецова в двадцати верстах.
— Хватит, господа, хватит! Господин генерал!.. Ваше превосходительство! Вы должны понять — нервы, усталость от похода, контузии…
Капитан — вмешался-таки, сообразил, чем пахнет. Интересно, настоящие белогвардейцы тоже были… такими?
— Господа! В присутствии его превосходительства ответственно заявляю, что Донское правительство ведет героическую борьбу с большевистскими полчищами…
— Но, господин капитан! Генерал Марков вчера говорил…
Значит, все-таки Марков… Где моя желтая коробка?
Щелк!
— Кайгородов! Как вы мне надоели! И слышать ни о чем не желаю. Как офицер Великой Русской армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить какой-нибудь Донской или, не дай бог, Крымской республике, которые самим фактом своего существования способствуют расчленению Великой России!
Станичное правление. Фотография Корнилова на стене — маленькая, с черным уголком.
Злобный Марков.
— Только не намекайте, что вы теперь ге-не-рал. Снимите погоны, не позорьтесь! Что дадут офицерам, пошедшим на службу в какие-то татарские, калмыцкие… иные армии несуществующих государств? Хотите хватать чины? Пожалуйста: обгоняйте меня, но я, как был произведен в генерал-лейтенанты законным русским монархом, так и останусь им до тех пор, пока снова не явится истинный Хозяин земли Русской. И что будут делать офицеры этих ваших армий, когда те будут расформированы? Не сманите, не думайте!
Кафтан, как на извозчике, в руке — то ли кнут, то ли плеть, на голове — папаха. Белая. И не жарко ему, май на середине!
Эх, Сергей Леонидович, как вам форма-то идет!
— И не смейте сманивать моих офицеров. Какими глазами эти господа будут смотреть на сослуживцев, в тяжелый момент не бросивших свои полки? А если после службы в вашей… орде они пожелают снова поступить в Добровольческую армию, то предупреждаю: не приму! Пусть убираются на все четыре стороны к чертовой матери.
Ему все еще казалось, что мы на Барочной, что живы Корнилов и Алексеев, а на Дону — ничего и никого, кроме гимназистов Чернецова. Сманивать? Кто их сманивает, битых?
— На хрен вы нам не нужны, Сергей Леонидович, — вздохнул я. — Ни марафонцы ваши, не вы лично. Была мыслишка сманить вас в военные министры, но Кутепов отговорил…
Рычание. Кнут-плеть с размаху лупит по носку давно не чищеного сапога. Черт! Не ругаться же я сюда приехал! А как не поругаться?
— …Кутепова мы тоже отфуболили. Пусть катится в свой Преображенский — песенниками командовать. А насчет погон… Может, вам их сам хан Хивинский повесил, из собственного халата выкроил, только… Помните у Суворова? «Я лучше покойного Прусского короля, я Божию милостью баталий не проигрывал!»
Чего это я хана Хивинского вспомнил? Не из-за последней ли докладной нашего Espia Mayor? Расстарался Принц…
— А еще вы, Сергей Леонидович, не по форме одеты. Во-первых, фиговый пример личному составу подаете. Во-вторых, папаха больно приметная, целиться легко. Хоть из пушки стреляй. Ухлопают!
…У станции Шаблиевка, 12 июня, ровно через месяц. По папахе и станут лупить — из всех орудий красного бронепоезда. Знают!
Щелчок. Кнут-плеть полосует ни в чем не повинную скамью. Папаха с глухим шумом падает на пол.
— Да чтоб вас, Кайгородов!..
Повернулся на каблуках. Кнут — к папахе. Шагнул прямо ко мне, дохнул табаком в лицо.
— Что живы, рад. Как там Оленька? Не сильно кашляет?