Капитан Филибер

— Судите не выше сапога, господин… земгусар! И позвольте мне самому определять стратегию и тактику… Хивинский, проводите!

Хиви… Кто? На миг я забыл даже о Ледяном походе. Они что, моего Михаила Алаяровича сманили? Не отдам!..

— Прошу!..

Слава богу! Мордатый, с кошачьими усиками, в долгополой черкеске со сверкающими газырями, с кинжалом на расшитом бронзовыми бляхами поясе… Этот не из Зуавов, этот из цирка.

Может, просто ослышался?

* * *

Ольга Станиславовна Кленович ждала в пустой приемной у огромного подоконника, на котором бедовал замерзающий фикус. Увидел меня, резко повернулась, взглянула. В глазах — немой вопрос.

— Аллах акбар, мадемуазель! — вздохнул я. — Не лечится. Пойдемте лучше в «Арагви»!..

Благодаря ей я и попал в этот кабинет. Посланца «есаула» Чернецова пускать не собирались, но прапорщик Кленович настояла. Корнилов хорошо помнил ее по 1917-му, по Ударному полку. «Егорий» с «веткой» вручал лично — после страшных боев у Луцка.

…В сжатых пальцах — знакомый платочек, брат-близнец уже виденного. Белая ткань, маленькое красное пятнышко. Отвернуться я не успел. Пальцы дрогнули, платок исчез…

— Обменялись мнениями, — взял ее руку, постарался улыбнуться. — По крайней мере, совесть чиста.

— Вы… Вы не договорились?! Но… Николай Федорович! Николай… Это невозможно! Ты… Вы должны попытаться!..

Мы спускались по широкой лестнице мимо нелепых гипсовых ваз, доверху забитых окурками, и я прикидывал на «ты» мы с ней или на «вы», кто я для нее — «Николай» или очередной знакомый офицер с «ичем». Соратник по борьбе…

О чем-то ином не думалось. Успею еще! Выйду на улицу, взгляну на черную гору в сером небе, рассеченном квадратами и ромбами…

— Кайгородов! Кайгородов, стойте!..

Остановиться не успел — что-то шумное скатилось сверху, что-то крепкое вцепилось в локоть.

— Оленька, не пускайте его!..

Развернули, встряхнули, поставили по стойке «смирно»… На меня смотрел Чудо, то есть, конечно, Чуд Маниту.

— Кайгородов, не вздумайте убегать!

Сопротивление было совершенно бесполезно. Нагнали, схватили, пленили, обездвижили, сейчас начнут уставу учить. Или с лестницы спустят. Чуд Маниту — не из тех, кто шутит.

— И вам здравию желаю, ваше превосходительство, — покорно откликнулся я, даже не пытаясь вырваться. — Хоть кого-то в полной форме увидел! Специально для меня переодевались?

Иронизировал я зря — Чуд Маниту был чудо, как хорош. Генерал Марков — в «парадке», с Георгием, с Владимиром на шее, с серебряным аксельбантом, с академическим значком, погоны в золоте, бородка подстрижена… Йо!

Й-о-о-о-о-о!!!

Где Репин?!

— Фу, поймал! Кайгородов, я все знаю, с вами не захотели разговаривать, вас оскорбили, вас послали к черту, вы страшно обиделись… Но… Послушайте!..

* * *

— …Лавр Георгиевич — не сахар, я тоже не сахар, и вы на сахарин не похожи. Мы не в кондитерской, Кайгородов, мы на войне. Смерть имеет вкус дерьма, и когда ведешь полк на пулеметы, сам чувствуешь себя дерьмом. У нас такое ремесло, Кайгородов, и не пытайтесь изображать здесь смолянку, впервые открывшую Поль де Кока. Я попытаюсь вам объяснить… Черт, весь последний год только и делаю, что объясняю — комиссарам Керенского, гражданам «комитетчикам», всем этим, прости господи, столичным политикам… Когда человек болен, зовут врача — и доверяют ему, иначе настанет, извиняюсь, полный кирдык с духовым оркестром. Почему же во время войны не хотят довериться военным?! Лавр Георгиевич знает, что делать с дивизией в бою, и я знаю, у меня такая профессия. Вам что, рекомендательные письма нужны? Ну, вот Георгий, 4-я степень, может руками потрогать. Получил в 1915 году за бой под Творильней. У меня и Георгиевское оружие есть, хотите покажу? Кайгородов! Поймите сами и объясните вашим стратегам в Атаманском дворце: так не воюют. Нельзя просто составить план, бумажками сражения не выигрывают. Нужен командующий — и войско, которое он ведет. Если понадобится, черт возьми, то и на пулеметы. Иначе не победить, иначе вас закопают даже без духового оркестра — или вообще воронам выбросят. Войска у нас нет — и у вас нет. Если мы разделим те крохи, что наскребли, растопчут поодиночке, будь каждый из нас хоть самим Ланцелотом. Раздавят, плюнут — и дальше пойдут. Ваши казаки не хотят бросать Дон, понимаю, но объясните им, что нельзя разгромить врага, защищая кусок территории. Мы вернемся на Дон, обязательно, скоро! Мы и в Москву вернемся — но сейчас всем нужно быть вместе. Тогда еще остается шанс. Доверьтесь врачу, Кайгородов! Послушайтесь доктора, он добрый, он хороший… Хотите я вас буду «высокоблагородием» называть? Ну… Я у вас с Оленькой шафером на свадьбе буду, только соглашайтесь, не уходите в степь, сами сгинете, людей положите… Что вы так на меня смотрите, Кайгородов? Да, это я, генерал Марков, я со всеми ругаюсь, всем пытаюсь объяснить, говорят, у меня очень плохой характер…

* * *