– Нож – верный друг, – произнесла девочка, и глаза ее сверкнули жестоким блеском. – Он не предаст хозяина, если хозяин умеет его поить, потому что нож томится жаждой.
– Ты пугаешь меня, недоброе дитя! – воскликнула Изабелла, встревоженная такими безумными и зловещими речами, за которыми, однако, могла скрываться попытка предостеречь ее, попытка, полезная в ее положении.
– Заостри кончик о каменную доску, – продолжала Чикита, – наточи лезвие о подошву башмаков.
– Для чего ты говоришь мне все это? – бледнея, спросила актриса.
– Ни для чего. Кто хочет защищаться, тот готовит оружие. Вот и все.
Туманные и зловещие речи Чикиты взволновали Изабеллу, но, с другой стороны, присутствие девочки здесь, в комнате, успокаивало ее, Чикита явно питала к ней добрые чувства, не менее прочные оттого, что вызваны они были пустячным поводом. «Я никогда не перережу тебе горло», – в свое время сказала Чикита, и, по ее дикарскому разумению, это был торжественный обет содружества, который она ни за что не нарушит. Изабелла была единственным человеческим созданием после Агостена, проявившим к ней немного сочувствия. Она подарила ей первое украшение, чтобы ублажить ее ребяческое кокетство, и девочка, по юности своей еще незнакомая с завистью, простодушно восторгалась красотой молодой актрисы. Кроткое личико Изабеллы очаровывало ее, потому что до сих пор ей приходилось видеть одни только свирепые и кровожадные физиономии, сосредоточенные па разбое, бунте и убийстве.
– Как ты попала сюда? – спросила Изабелла после минутного молчания. – Тебе поручили стеречь меня?
– Нет, я сама пришла на свет и огонь очага. Мне скучно стало сидеть одной в углу, пока мужчины пили бутылку за бутылкой. На такую маленькую, тощенькую девочку никто не обращает внимания, я все равно что кошка, которая спит под столом. Вот я и улизнула в самый разгар пира. Мне противен запах вина и мяса, я привыкла вдыхать аромат вереска и смолистый дух сосны.
– И тебе не страшно было блуждать без свечи по длинным темным коридорам, по огромным мрачным комнатам?
– Чикита не знает страха, глаза ее видят во мраке, ноги ступают, не спотыкаясь. Когда она встречает сову, сова закрывает глаза; летучая мышь складывает крылья, стоит ей приблизиться. Призрак сторонится или отступает назад, чтобы пропустить ее. Ночь – ей товарка и не скрывает от нее своих тайн. Чикита знает гнездо филина, приют вора, могилу убитого, место, где водятся привидения: но она никогда не расскажет об этом дню.
Во время этой горячечной речи глаза Чикиты сверкали сверхъестественным огнем. Чувствовалось, что, взвинченная своими одинокими мечтами, она стала приписывать себе некую магическую силу. Сцены разбоя и убийства, к которым она была причастна с малых лет, потрясли ее пылкое невежественное воспаленное воображение. Убежденностью своей она действовала и на Изабеллу, смотревшую на нее с суеверным страхом.
– Мне больше нравится сидеть здесь у огня, рядом с тобой, – продолжала девочка. – Ты красивая, и мне приятно на тебя смотреть; ты похожа на пресвятую деву, которую я видела над алтарем, правда, издалека, – меня прогоняли из церкви вместе с собаками, потому что я растрепана и на мою канареечную юбку верующим смешно глядеть. Какая у тебя белая рука! Рядом с ней моя похожа на обезьянью лапку. Волосы у тебя тонкие, шелковистые, а мои торчат, как щетина. Ох, верно, я очень некрасивая! Да?
– Нет, деточка, – возразила Изабелла, невольно тронутая таким наивным восхищением, – ты по-своему даже мила. Если тебя хорошо одеть, ты поспоришь с любой красавицей.
– Правда? Чтобы принарядиться, я украду богатые платья, и тогда Агостен полюбит меня.
При этой мысли смуглое личико Чикиты озарилось розовым светом, и на несколько минут она замерла, опустив глаза в блаженном раздумье.
– Ты знаешь, где мы находимся? – спросила Изабелла, когда девочка вновь подняла веки, окаймленные длинными черными ресницами.
– В замке того вельможи, у которого столько денег и который уже раз хотел похитить тебя в Пуатье. Отодвинь я тогда засов, все было бы сделано. Но ты подарила мне жемчужное ожерелье, и я не захотела тебе вредить.
– Однако на этот раз ты помогла меня увезти, – сказала Изабелла, – значит, ты меня разлюбила и предала моим врагам?
– Так велел Агостен, мне пришлось повиноваться; к тому же поводырем взяли бы тогда кого-нибудь другого, и я не попала бы в замок вместе с тобой. А здесь я могу тебе помочь. Не смотри, что я маленькая – я храбрая, ловкая, сильная, и я не хочу, чтобы тебя обижали.
– А далеко от Парижа этот замок, где меня держат пленницей? – спросила молодая женщина, привлекая Чикиту к себе. – Не слышала ты, чтобы кто-нибудь из мужчин называл его?
– Да, Свернишей говорил, что замок называется… ну как его? – протянула девочка, растерянно почесывая в затылке.
– Постарайся вспомнить, – настаивала Изабелла, гладя смуглые щечки Чикиты, которая покраснела от радости: никто еще никогда не ласкал ее.