Капитан гренадерской роты

В обществе Линар считал своей обязанностью держаться возле Юлианы, заглядывать нежно ей в глаза, иметь вид влюбленного. И он, привыкший к игре, очень ловко исполнял свою роль: его глаза останавливались на ней действительно с выражением нежности. Как увлекающийся актер, он иногда даже шел дальше: он и без посторонних нередко крепко прижимал ее руку. Быть может, эта близость красивой, молодой девушки и на него действовала отчасти, быть может, и очень даже вероятно, что он не без удовольствия пожимал ее руку и, несмотря на свои нежные отношения к принцессе, вовсе был не прочь, раз уже примирившись с мыслью о неизбежной женитьбе, иметь женою Юлиану. Но, во всяком случае, он не думал, что нежные взгляды могут для нее что-нибудь значить. Тут все с первой минуты выходило как-то дико, невозможно, так дико и невозможно, что только эти люди, с детства душевно и умственно изолгавшиеся, могли выносить подобное положение.

Когда Юлиана в первый раз осознала свое чувство и назвала его по имени, она пришла в неописуемый ужас. Она повторяла себе: «Нет, это неправда, этого не может быть, этого не будет!» Она напрягла все свои силы, чтобы не думать о Линаре, забыть его присутствие, и никак не могла этого. Она пробовала его ненавидеть, даже достигла ненависти, но ненависть не уничтожала любви, сливалась с нею и доводила ее до отчаяния, до тоски, до изнеможения. И эти мучительные ощущения возрастали с каждым днем, и она сама себя, наконец, не узнавала. Она думала, думала, как бы ей выйти из этого ужасного положения, то решалась все рассказать Анне Леопольдовне, отказать Линару, куда-нибудь скрыться, хоть на время, но сейчас же и понимала невозможность подобного решения.

Как отказаться от всего, что ее окружает, от всего этого блеска, этой силы? Нет, ни за что, ни за что!

В ней поднималась вдруг ненависть ко всем и ко всему, даже к Анне Леопольдовне. Она проклинала и Линара, и ее, но сейчас же и останавливала себя на этих проклятиях. Чем же виновата принцесса? Разве не она сама, Юлиана, подала ей первую мысль об этом браке, разве не сама она, еще несколько времени тому назад, не находила в нем ничего ужасного и, напротив, считала его единственным исходом многих очень серьезных затруднений.

«Чем же виновата Анна?!» — повторяла она себе и бросалась к ней, и горячо ее обнимала, и чувствовала, что любит ее по-прежнему. Но входил Линар, все лицо Анны Леопольдовны расцветало счастьем, Линар тоже выказывал все признаки нежности, шептал сладкие фразы, и Юлиана едва могла владеть собой. Капли холодного пота выступали на лбу ее, она то бледнела, то краснела. Ненависть, любовь, ревность мешали ей дышать. Ничего почти не видя перед собой, она выходила из комнаты, бросалась к себе и долго, долго неудержимо и безнадежно рыдала, спрятав лицо в подушки.

«Он виноват, он, зачем он меня обманывает, зачем, когда никто не глядит на нас, он так крепко сжимает мою руку? Как смеет говорить он о нашей будущей жизни?! А вдруг он меня любит?! — мелькала у нее безумная мысль. — Вдруг он меня любит, вдруг будет наше счастье… Но что же тогда с нею-то, с Анной, ведь это убьет ее!»

Юлиана хватала себя за голову и чувствовала, что мысли ее останавливаются, что она готова с ума сойти от этих путающихся и ничего не выясняющих мыслей.

«Да, я заставлю его любить себя. Он должен любить меня. Разве я не хороша? Разве я не умна? Разве я похожа на вещь, которою можно воспользоваться, когда это нужно, и потом вышвырнуть за окошко? Что же они думают? Они думают, что будут играть мною (она вдруг забыла, что сама придумала эту игру и до сих пор не находила в ней ничего для себя обидного), нет, я заставлю его любить меня! Он будет любить меня, и вот тогда-то я припомню ему все эти мои мучения! О, как я сама его измучаю!»

Но в эту минуту входила Анна Леопольдовна, изумлявшаяся ее долгому отсутствию, обнимала ее и целовала. — Юлиана, что с тобою, зачем ты нас оставила? Пожалуйста, вернись к нам, а то все заметят, что тебя нет, что ты одна у себя, а я с женихом твоим. Юлиана, ты, кажется, плакала, у тебя глаза красны, что с тобою, скажи мне, моя дорогая?

Анна Леопольдовна нежно заглядывала ей в лицо и покрывала ее поцелуями.

— Ничего, ничего, право, это тебе показалось, просто я что-то устала, — шептала Юлиана.

Принцесса отходила от нее, опускалась в кресло и вдруг, хватаясь руками за голову, страстным, порывистым голосом говорила:

— О, Юлиана, если бы ты знала, как я люблю его!

И все это повторялось чуть ли не каждый день.

Нужна была необыкновенная сила воли, которой обладала молодая девушка, чтобы выносить это ужасное положение и скрывать ото всех свои чувства.

Если бы Анна Леопольдовна могла внимательнее взглянуть на своего друга, так от нее-то, конечно, уже ничего не ускользнуло бы, но Анна Леопольдовна думала только о себе и о Линаре, и ей ни разу не пришла в голову мысль о том, что у нее есть такая страшная соперница.