Капитан гренадерской роты

Сегодня Гальшкин праздник, ее именины. Беата приготовила ей богатые подарки. Вот лежат они на столе: удивительное жемчужное ожерелье, которому могла бы позавидовать и королева; цепь тончайшей венецианской работы… Как прекрасна должна быть Гальшка с этим ожерельем на шее… Да, Гальшка хороша неслыханно, она все хорошеет…

В княгине проснулась материнская гордость. Из соседней комнаты послышались легкие шаги, вошла Гальшка, сияющая и цветущая, в своем белом платье, обшитом золотой бахромой, с какой-то новой улыбкой и новым блеском во взоре.

Княгиня поднялась и на мгновение остановилась, пораженная необыкновенной красотой дочери, как бы осветившей собою мрачную и тяжелую обстановку комнаты.

Ее бледное худощавое, но все еще прекрасное лицо оживилось. Она протянула руки и привлекла к себе девушку, покрывая ее глаза, губы, волосы горячими поцелуями…

— Гальшка! Дитя мое! Моя дорогая! — говорила княгиня растроганным голосом, не в силах, да и не желая удержать вдруг полившиеся слезы.

Княжна взглянула на мать, увидела эти слезы, эту малознакомую ей нежность и с легким криком радости и смущения припала головою на грудь Беаты.

Так пробыли они несколько мгновений. Потом княгиня взяла Гальшку за руку и подвела ее к столу, на котором лежали подарки.

— А вот это я приготовила для сегодняшнего дня моей девочке, — ласково сказала она. — Вот эта нитка жемчугу — ее подарил моей матери король Сигизмунд I… Посмотри, какие зерна — и все как на подбор, одно к одному… Такого жемчугу не видала ни одна вельможная краковская панна… Я надевала этот жемчуг всего раз, как под венец шла. Когда родилась ты, я для тебя его спрятала — не знала еще тогда, что такая красавица ты у меня будешь… Да с этим жемчугом на шее краше тебя и не сыскать никого во всем свете…

И она надела драгоценное ожерелье на тонкую, будто мраморную, шею дочери и застегнула его алмазным запястьем.

— Спасибо, матушка, спасибо, родная, — невольно восхищалась Гальшка, ловя и целуя руку княгини.

— Ну а вот цепь венецейская — ее я нарочно для тебя заказывала, только что прислали. Смотри, что за работа, — словно паутина… Дай руку, я кругом обмотаю — увидишь, как будет красиво.

— Матушка, а ведь и тебе пора нарядиться, — заметила княжна, обнимая мать за этот второй подарок. — Все гости собрались уже в золотой зале… Меня про тебя еще в церкви спрашивали, о твоем здоровье справлялись…

Лицо княгини мгновенно преобразилось, злая усмешка мелькнула на губах ее.

— Кому я нужна, что обо мне справки наводят? Кому я мешаю, что обо мне забыть не могут? А ты меня и сегодня упрекнула… Что же ты думаешь — лежала я и спала все утро! Я о тебе молилась, о тебе плакала, просила Бога, чтобы Он просветил тебя истиной, не дал тебе погибнуть в кознях вражеских…

Светлые глаза Гальшки отуманились печалью. Она горько вздохнула. Чудная минута материнской ласки, горячей взаимной искренности мелькнула и исчезла. Она снова чувствовала ту вечную, непреоборимую преграду, которая стояла между ней и матерью, снова испытала то раздражающее чувство, которое всегда возбуждалось в ней подобными словами.

Это чувство до сих пор составляло единственное мучение ее жизни, и избавиться от него она была не в состоянии. Но теперь оно почему-то быстро ослабело, его пересилило необыкновенное, никогда еще так чудно не испытанное ею счастие, которым она была полна все утро. Выражение, бывшее на ее лице, когда она входила в комнату матери, снова вернулось. Оно было так ново, оно так довершало красоту ее, что княгиня Беата не могла его не заметить.

— Какие у тебя глаза сегодня! — сказала она, вглядываясь в девушку. — Что с тобой?.. Тебе весело, ты счастлива?..

— Да… да… Мне хорошо, мне весело сегодня, — смущенно прошептала Гальшка.

— Много собралось? Кто еще приехал? А Сангушко? Здесь он?

— Здесь… Я видела его в церкви…

Если б княгиня Беата продолжала глядеть на дочь, она заметила бы, как та смутилась и покраснела.

— Ну, ступай туда, к тетке, а мне вели позвать дежурную панну — я стану одеваться, — рассеянно проговорила княгиня.

Гальшка поцеловала ее и направилась к двери.

На пороге она почти столкнулась с черной фигурой высокого и бледного человека. Он почтительно поклонился.

— Приветствую княжну Елену и приношу сердечное поздравление, — сказал он по-итальянски.

— Благодарю вас, отец Антонио, — равнодушно ответила Гальшка и прошла мимо.

Только замолкли ее шаги, он быстро подошел к княгине.

— Я был в церкви, — заговорил он, — вы очень дурно сделали, что остались дома, — это только всех вооружит против вас и не приведет ни к чему доброму… Но теперь не то… есть опасность важнее. Скажите, княгиня, желаете ли вы, чтобы ваша дочь навсегда была для вас потеряна, чтобы все ваши планы спасти ее немедленно рушились?!

— Что вы говорите?! — с ужасом прошептала княгиня.

— Я говорю, что все это легко может случиться в самом скором будущем.

— Что же такое случилось — не томите ради Иисуса и Святой Девы!

— Если княжна Елена полюбит русского и выйдет за него замуж — будет ли это ее гибелью?

— О, это было бы ужасное, величайшее несчастие!