Капитан Лаце

— Ну что, братцы, сундук с музыкой не нашли? И флакончика египетского тоже нет? И книги нет? Ну, так я и знал. А ещё водолазы называются — искатели жемчуга!

— Подожди, Бородулин, — говорил ему Пыльнов, — всё разыщем.

И в самом деле разыскали. Сначала книгу, а потом и сундук.

Однажды вечером в камбуз вошёл Пыльнов и протянул обеими руками коку что-то похожее на разваренный кочан капусты.

Это была знаменитая рукописная книга повара Жана-Анри Блока. Море размыло её и слизало чернила. И только в самой середине книги уцелела одна короткая запись:

«Взять пятнадцать листиков желатина, стакан портвейна и один фунт миндаля…».

— Ну, ничего, — сказал обрадованный Бородулин, осторожно принимая рассыпающийся подарок. — Тут, конечно, немного сказано, но дальше я и сам придумаю. Чем тебя отблагодарить?

— Ладно, сваришь по этой книге парадный обед, — засмеялся Пыльнов и вышел.

На другой день в трюме «Орла» снова работал Пыльнов. То и дело подавал он наверх сигналы:

— Подымай!

Боцман Груздев стоял у лебёдки и распоряжался подъёмом.

— Вира помалу!

На палубу тяжело опускались заплесневелые бочонки и мокрые тюки.

И вдруг над бортом заплясал на стропе небольшой ящик, коричневый, с железными углами.

— Не твой ли сундучок, Михаил Терентьевич? — спросил кочегар Жуков. — Поспорим, что он.

— Нет, — сказал боцман, вскинув голову.

Тут ящик опустился на палубу, и с него сняли строп.

Боцман наклонился к нему, повернул его с боку на бок и вдруг сказал, разводя руками:

— А ведь, правда, мой. Зря отказался. Только разве он такой был? Обработало его море, — и не узнать даже.

Открыть сундук было нелегко. Проржавели петли, уголки. Музыка тоже заржавела. От зеркальной полировки не осталось и следа.

Как только сундук почувствовал давно забытое солнце, он словно поморщился — все древесные прожилки пошли волнами.

Кочегар Жуков, любитель всякой замысловатой механики, долго разглядывал сундук боцмана.

— Давай, Михаил Терентьевич, я его тебе отремонтирую, — вызвался он, — может, и музыка в нём опять заработает.

— Что ж, попробуй, — согласился боцман. — Только не верится мне что-то, чтобы он опять заиграл. Да и пропади она, эта музыка. Мне бы «Орла» посмотреть… Скорей бы уж его подымали.

— Подымут, — сказал Жуков. — А я тебе как раз к подъёму и музыку налажу.

* * *

Настал день подъёма «Орла». Вся Команда столпилась у бортов и ждала той минуты, когда море взбурлит пенными шапками и вслед затем выскочит из воды дюжина наполненных воздухом понтонов, похожих с виду на длинные стальные бочки. А между ними, подхваченный стальными полотенцами, всплывёт «Орёл».

Неожиданно на палубе заиграла негромкая музыка. Было похоже на то, что кто-то выстукивает молоточком по стёклышкам сигнал «побудку». Это играл отполированный, блестящий и гладкий, как зеркало, сундучок боцмана. Все захлопали в ладоши.

И в эту же минуту показался «Орёл», весь обросший звёздами, голотуриями и морской капустой — не то пароход, не то подводный цветник.

— Ура-а! — закричали на палубе. И все разом, точно по команде, оглянулись на боцмана.

А боцман стоял у лебёдки в своей парусиновой робе, в больших брезентовых рукавицах и высоких болотных сапогах. Он один не кричал «ура», а молча, сняв шапку, пристально смотрел на трубы, мостик и мачты всплывающего судна.

Он встречал не транспорт «Орёл», а плавучую могилу, поднятую с морского дна.

— Шлюпки на воду! — скомандовал капитан.

Через несколько минут боцман, инструктор и Пыльнов были уже на «Орле».

Шлёпая по лужам и наступая на хрустящие ракушки, ходил боцман по палубе, пока помпы отсасывали воду из нижних отсеков.

Он поднялся вместе с инструктором на капитанский мостик, постоял перед дубовой дверью, а потом, взяв в руки лом, принялся вскрывать дверь. Она треснула и отошла от косяка.

Инструктор и боцман вошли в капитанскую рубку.

Добрых полчаса они — не выходили оттуда, а когда вышли, боцман торопливо набивал свою трубку, и табак сыпался у него из-под дрожащих пальцев на палубу. Инструктор держал под мышкой плоский пакет, завёрнутый в восковую бумагу. Оба они шагнули через борт и спустились по шторм трапу в шлюпку.

Вскоре дежурный просвистел большой сбор, и команда «Камбалы» собралась в кают-компании. Боцман Груздев, взволнованный и суровый, раскрыл вахтенный журнал с последними записями капитана Лаце.

Журнал был самый обыкновенный — такой, как и полагается быть судовому журналу.

Последняя запись в нём — совсем коротенькая, в две строки:

«23 часа 0 минут. Ветер 7 баллов. Выхожу из порта. Курс WN. Ход 8 узлов».

Вот и всё.

А почти в самом конце этой толстой, переплетённой в коричневый картон тетради, между чистыми страницами, оказалось несколько вырванных из записной книжки листков, исписанных торопливым, неровным почерком: