Одна из османийских батарей окуталась клубочком белого дыма. Ниже по склону с приличным недолетом хлопнула бомба немалого калибра. Вверх по склону пополз подгоняемый легким ветерком пороховой дым, вниз покатились потревоженные камни, последним долетел еле слышный звук выстрела.
— Кажется, нас заметили, — забеспокоился капитан Магу. — Может сменить позицию?
— Не стоит.
Осигов оторвался от бинокля, и продолжил спокойно делать записи в блокноте.
— Не стоит, пушки у них старые, до нас не достанут.
Артиллерист оказался прав. Еще четырежды османийский фейерверкер пытался закинуть бомбу на террасу, но так в этом и не преуспел. Ближе, чем на пятьсот шагов ни одна из них не взорвалась. И только окончательно убедившись в бесплодности своих потуг, османийцы успокоились и прекратили огонь.
В последнее время, прогресс в развитии артиллерийских систем был таким, что принятые на вооружение всего десять лет назад, сейчас считались устаревшими. А пушки, двадцатилетней давности выглядели сущим анахронизмом. Хотя, за неимением новых орудий в достаточном количестве, в ход шло все, что имелось в войсках.
Появился Годрин.
— Пора сворачиваться, господа офицеры, я свои расчеты уже закончил.
— Одну минуту, господин штаб-капитан, я тут наметил позицию для еще одной гаубичной батареи.
Минут десять спустя, артиллерист разобрался со своей батареей, и солдаты начали упаковывать приборы обратно в ящики. Алекс обратил внимание, как аккуратно и осторожно они обращаются с вверенным имуществом.
С террасы рота двинулась на юго-запад, все больше уходя вглубь территории противника. Еще до темноты она успела перевалить через горный хребет, спуститься по тропе вдоль склона и расположиться на ночевку в долине. Выставив посты, капитан Магу присоединился за ужином к Гордину и Осигову.
На его счастье, на этот раз речь зашла не о его персоне, а о столичных новостях.
— А что нового в свете?
Алекс попытался осторожно прощупать интересовавшую его тему.
— Ничего интересного, — пожал плечами Осигов, — сейчас все новости только с театра военных действий, а их мы и так узнаем первыми, поскольку являемся непосредственными участниками событий.
— Позвольте с вами не согласиться, — возразил Годрин, — вспомните скандал с советником Шаросвятским.
— Этот скандал произошел буквально в день моего отъезда сюда в свите великого князя. Есть что-нибудь посвежее?
— А еще, — продолжил выдавать новости штаб-капитан, — перед самым нашим отъездом в газетах мелькнула новость о помолвке великой княжны Мари с каким-то палканским князем.
Сердце Алекса ухнуло втрое сильнее обычного, он с трудом сохранил безразличное выражение на лице.
— Ах, да, — встрепенулся артиллерист, — и в самом деле, что-то такое припоминаю. Еще писали, что великий князь не смог прибыть на помолвку дочери по причине активизации боевых действий на Южноморском театре. А вот имя счастливого жениха я никак не припомню…
— То ли Григорос, то ли Григолис, — покопался в своей памяти штаб-капитан.
— Да какая разница, господа, как его зовут! Птичку скоро посадят в клетку, а клетку доставят сюда, на Палканы.
«Осталось только дождаться свадьбы и отъезда новообразованной четы из столицы, тогда можно возвращаться обратно». Поскольку самая ценная, хоть и столь неожиданная информация была получена, Магу перевел разговор на личности самих офицеров. Надо же было узнать, с кем свела прихоть военной судьбы.
— Вы, господин штаб-капитан, судя по знаку на мундире, окончили полный курс академии. Трудно было учиться?
— Невероятно. После сдачи вступительных экзаменов мне казалось, что все трудности уже позади, а они даже и не начинались! Достаточно сказать, что приняли в академию пятьдесят офицеров, а через два года было выпущено всего три десятка. Остальные отсеялись, причем, большинство ушло, не выдержав трудностей обучения, а не срезавшись на экзаменах. А полный трехлетний курс смогла преодолеть всего дюжина.
В рассказе Годрина сквозила ничем не прикрытая гордость за свою способность выдержать три труднейших года обучения и в награду быть допущенным в касту офицеров Генерального штаба, своего рода, вершителей судеб руоссийской армии. Не имея больших денег и нужных связей, в генералы он вряд ли выйдет, но до полковничьих погон вполне сможет дослужиться.
— …а вы капитан?
— Что, простите? — встрепенулся Алекс.
— Я спросил, хотите ли вы стать полковником? — повторил вопрос Годрин.
— Даже не знаю, — смутился капитан, потом решил отшутиться, — да чего уж там полковником, можно и генералом!
«Академик» шутки не воспринял.
— А, в самом деле, почему вы здесь? Могли бы сейчас на столичных паркетах блистать, да и в отставке не бедствовали.
— В отставке, — фыркнул Алекс, — война идет, а я — офицер! Я присягу давал!
— А мне почему-то кажется, — продолжил приставать штаб-капитан, — что просто вам все это нравится. Признайтесь, капитан, вы уже не можете без свиста пуль над головой и подгоревшей каши из солдатского котла. Вы уже не мыслете себя без службы, а службу без опасностей войны.
В ответ Магу только пожал плечами и отделался неопределенным.
— Может, вы и правы.