Капитан Михалис

Первым нарушил молчание лекарь Касапакис. Этот изуродованный оспой толстяк получил образование в Париже. Три месяца посещал он юридический факультет, думая, что изучает медицину. Выжав все, что только можно, из отцовских виноградников, он вернулся в Мегалокастро в цилиндре, привез с собой дочь хозяйки, у которой снимал комнату, и открыл здесь аптеку.

– Есть еще и четвертый путь, учитель! – заговорил он, сверля глазами Сиезасыра. – А что, если прибегнуть к защите великих держав?

– До нас ли им? – возразил Красойоргис. – Очень нужны мы великим державам!

– А почему не попробовать? – подал голос Коливас, который после смерти жены остался с кучей детей мал мала меньше. – Пусть лекарь сходит во французское консульство, попросит защиты. Тем более жена у него француженка…

Коливас завидовал бездетному лекарю и проклинал тот день и час, когда, поддавшись искушению, впервые обнял ныне покойную супругу. А через девять месяцев… Чтоб ей пусто было! Не женщина – фабрика! Коливас обвел присутствующих женщин свирепым взглядом.

Мастрапас раскрыл было рот, чтобы высказать свое мнение, но почему-то застыдился.

– Говори, сосед, не тушуйся! – подбодрил его Титирос.

– Да мне что… Как все, так и я, – выдавил из себя Мастрапас и покраснел.

– Вот что я думаю, братцы, – снова встал, пыхтя и обливаясь потом, толстопузый Красойоргис. – Мне кажется, самый лучший путь – разойтись по деревням. Зачем лезть на рожон? В первый раз, что ли? Говорите, ждать кораблей? Улита едет – когда-то будет! Не то что Греция не захочет нам помочь, а просто не сможет, сердечная! И Турции побоится, и собак европейцев.

– Так попробуй еще выбраться! – мрачно произнес Коливас. – С моим-то кагалом!

– Нечего надеяться на Афины, – продолжал Красойоргис. – Одна у нас надежда – на себя! Вот выберете меня своим вожаком – с места не сойти, выведу всех вас в горы с женами, и с детьми, и с подушками.

Все загомонили, стали подвигаться к Красойоргису, а он с гордостью наблюдал, какое впечатление произвели его слова на соседей. Вот так-то! Его не принимают всерьез, потому что он толст, неграмотен и носит латаные башмаки. Ну и напрасно, он им сейчас покажет!

– Что ж, давай обмозгуем твой план! – сказал лекарь, раздосадованный тем, что никто не поддержал его предложения. – Я, сосед, громких слов не люблю!

– Я тоже не люблю, сосед. Но здесь все ясно. Вот послушайте: я подговорю стражу у Лазаретных ворот, у меня с ними свойские отношения. Почему? Лучше не спрашивайте. Перепадает им кое-что из контрабандного товара: то бутыль ракии, то пачка табаку, то коробка лукума… После этого они на все глаза закрывают… Вот и теперь подмажу их чем-нибудь, и мы ускользнем из города живые и невредимые!

– Живи сто лет, Красойоргис! – закричал Коливас. – Я верю тебе и вручаю тебе своих детишек!

– И я, – подхватил Мастрапас, бросив беспокойный взгляд на жену, чтобы убедиться, что и она согласна.

В дверь трижды постучали.

– Али-ага! – догадался Сиезасыр и встал, чтобы открыть.

Но вдруг капитан Михалис поднял голову.

– Гони его прочь!

Учитель выглянул в дверь.

– Знаешь, Али-ага, извини, но сегодня мы хотим поговорить одни. Приходи завтра.

Но Али-ага будто прирос к порогу.

– Я пришел вас предупредить, что аги резню затевают.

– Господи! Когда?!

– Скоро, на байрам.

– Зайди-ка на минутку!

Старичок прислонился к дверному косяку.

– Добрый вечер, соседи!

Сегодня Али-ага принес ужасную весть и гордился этим, но, увидев в углу на диване капитана Михалиса, по обыкновению съежился.

– Вы уж извините, не смогу я посидеть с вами. Спешу… Но запомните: аги даже кварталы распределили между собой. На ваш квартал нападут самые храбрые, потому как здесь живет капитан Михалис.

– Хорошо, ступай! – Капитан Михалис махнул рукой.

– Ты разнюхай там, Али-ага, что можно, а завтра вечером приходи, – робко попросил Мастрапас.

Старичок пересек двор, открыл калитку и потащился в турецкую кофейню.

– Дошли до ручки! – сказал капитан Поликсингис, вставая. – Извините, но у меня дела вечером. Все, о чем договоритесь, мне передаст сестра. Но прежде хочу вам сказать: я уйду в горы. Этого требует честь!

– Хорошо, что хоть сейчас вспомнил о ней! – буркнул капитан Михалис.

Поликсингис торопливо вышел. Эмине небось уже заждалась его в постели и жует мастику, прогоняя сон.

Оставшиеся повернулись к капитану Михалису, чтобы услышать его слово. Он почувствовал, как воздух сразу стал чище, не пахло больше мускусом и туретчиной, и поднял голову.

– Соседи! – обратился он к присутствующим. – Позор нам, если бросим Крит в такую тяжелую минуту. Конечно, женщин и детей необходимо устроить в безопасном месте, как тут правильно сказал Красойоргис, а после этого у нас у всех один путь – к оружию! Даже учитель пойдет с нами, даже кир Идоменеас! Все!