Капитан Михалис

Но мало христиан. Да и голод их истомил. А из долины все прибывают турецкие отряды. Разъяренный паша поклялся отослать в Стамбул султану забальзамированную голову капитана Михалиса. Часа в два пополудни христиане стали отступать. По ущельям эхом пронеслись радостные крики турок. В пещере заплакали женщины.

Но Господь Бог вдруг сжалился: из горного прохода за спиной у турецкого войска налетел отряд капитана Поликсингиса. Оказавшись меж двух огней, фески стали разлетаться в разные стороны вместе со срубленными головами. Верхом на конях оба капитана бросились преследовать беглецов. Оба получили ранения, но в разгаре боя даже не заметили этого. Только вечером, вернувшись в лагерь, перевязали раны, к счастью, нетяжелые: капитан Михалис был ранен в плечо, а капитан Поликсингис – в бедро. Бойцы, проголодавшись, развязывали свои мешки и вытаскивали оттуда хлеб, маслины, лук, вино.

В хижине, над которой развевался черный флаг капитана Михалиса с красными буквами «Свобода или смерь!», капитаны ужинали, сидя друг против друга прямо на земле. В щели задувал ледяной ветер. Снаружи сплошной стеной валил снег. На минуту заглянул Тодорис с охапкой сухого хвороста: развести костер и обогреть раненых. Сделав дело, он тут же вышел, не желая мешать серьезному разговору капитанов.

– Спасибо тебе, Поликсингис, – говорил капитан Михалис. – Без тебя эти собаки чуть было нас к стенке не приперли!

Он говорил и смотрел на своего товарища по борьбе с состраданием и любовью. Одетый во все черное, с черным платком на голове, преждевременно состарившийся капитан Поликсингис сидел с отсутствующим взглядом. Губы, с которых прежде так часто слетали шутки и смех, теперь были горестно сжаты, а некогда румяные щеки стали серыми, и в бороде, скрывавшей лицо, заблестели седые нити.

– Твое здоровье, капитан Поликсингис! – Вепрь поднес флягу к губам.

– Здоровье тебе, Михалис, нужно, а мне оно уже ни к чему.

Заныло сердце у капитана Михалиса. И вовсе не оттого, что пожалел он женщину, которую убил. Она должна была умереть, чтобы не стоять больше между двумя мужчинами. С той ночи у него на душе полегчало. Он не стыдился больше себя самого. В голове прояснилось, и теперь он мог всю свою душу отдать борьбе за Крит… Нет, ему жаль было вот этого бравого капитана, которого потеря надломила.

– Ты уж прости меня, капитан Поликсингис, за прямые слова, но только стыдно думать о женщине, когда Крит плавает в крови. Клянусь честью, если бы какая-нибудь преградила мне путь и не позволила исполнять свой долг, я убил бы ее вот этой рукой… – Сказав это, он высоко поднял руку, которой убил черкешенку.

– Ты Вепрь, капитан Михалис, а я обычный человек.

Капитан Поликсингис отложил хлеб, зажатый в кулаке, – кусок не лез ему в горло. Затем повернулся к огню: его вдруг бросило в дрожь. Капитан Михалис тоже подвинулся к костру. Некоторое время они смотрели на пламя и молчали. Опять вошел Тодорис, подбросил хворосту, увидел капитанов в глубокой задумчивости и вышел на цыпочках.

– Знаешь, кто ее убил? – Голос Михалис звучал глухо, сдавленно, будто вырывался из невесть какой бездны. Ему вдруг взбрело в голову все поставить на карту.

Капитан Поликсингис вздрогнул, посмотрел на него и не смог выдавить из себя ни слова – замер в ожидании.

– А ты знаешь?

– Знаю.

Капитан Поликсингис вскочил, схватил капитана Михалиса за руку.

– Кто?!

– Погоди, не торопись. Ты и волоска на его голове не тронешь. Он неподвластен смерти.

– Кто?!

– Не торопись, говорю! Сперва я открою тебе другую тайну, куда горше. Садись и слушай. А потом тебе станет стыдно. Клянусь, тебе станет стыдно, и ты больше не будешь думать ни о той женщине, ни о ее убийце, ни даже о себе самом.

– Кто?! – опять повторил Поликсингис, сверкая глазами.

– Я получил письмо от племянника Козмаса. Это очень важное письмо. Так вот, и на сей раз напрасными оказались наши усилия. Напрасно льется наша кровь. Опять Криту не видать свободы. Греция немощна, европейцы обманщики, а султан силен.

Но капитан Поликсингис и не слушал. Хотел было выпрямиться во весь рост, но ударился головой о каменный потолок.

– Кто ее убил?! – опять вскричал он. – Об остальном – после!

– Я! – ответил капитан Михалис и тоже встал, спокойный, суровый, не отводя глаз. – Я, капитан Поликсингис!

Капитан Поликсингис привалился к каменной стене, в глазах у него потемнело.

– Нет, нет! – сказал он, наконец. – Это невозможно! Ты? Ты?!

– Я должен был убить или тебя, или ее. И я подумал о Крите… Ты воин, ты нужен острову… потому я убил ее. Мне стало легче. И тебе станет. Не хватайся за кинжал! Если хочешь, можем запереть дверь, погасить костер и схватиться здесь, в этой хижине. Но подумай о женщинах с детьми в пещере, от нас зависит их жизнь и честь. Подумай о наших стариках, о Крите и тогда уж решай.

Капитан Поликсингис упал на земляной пол, обхватив голову руками. Плечи его тряслись от неудержимых слез.