Это была другая сторона дела, не менее важная и для всех собравшихся, — круг привычных вопросов. О политике англичан вообще любили поговорить. Все оживились, возвращаясь к делу знакомому, как к старому партнеру по щекотливой, но приятной игре.
— Прежде всего, Николай Николаевич, я должен передать вам приветственное письмо, посланное на ваше имя его величеством Камехамехой [37]
, королем Гавайев.Капитан открыл ящик и передал пакет. Муравьев, прочитавши, отдал его Струве. Все торжественно молчали.
— Как он принял вас?
— Прекрасно, Николай Николаевич, мы встретили там радушие и заботу. Мы пришли на светлый праздник, одновременно с нашим компанейским судном «Князь Меншиков [38]
»… Вот подарок, сделанный мне королем Гавайев.— Что это?
— Костюм полинезийского воина.
— И копье?
— Да… Камехамеха говорит, что симпатизирует русским. Он обижен, что наша Компания больше не торгует на Гавайях.
— А что он говорит про американцев?
Офицеры «Байкала» опять отозвались почтительным шумом.
Расспросы долго еще продолжались. Помянули события в Китае, Гонконг, прииски Сан-Франциско.
Наконец губернатор поднялся.
— Геннадий Иванович, — обратился он к капитану. — Вы выполнили поручение прекрасно, с необычайной отвагой! От души благодарю вас! Дорогой мой Геннадий Иванович! — Он пожал руку капитану, обнял и трижды поцеловал его. Спутники губернатора поздравили Невельского.
— Благодарю вас, господа, — обратился Муравьев к офицерам «Байкала». — Ваш славный подвиг принадлежит истории. Благодарю вас за службу! Вы исполнили невозможное! А теперь, господа, за дело. Я сегодня же отправляю рапорт государю. Миша, — обратился он к Корсакову. — Утром ты скачешь в Петербург. Готовься на рассвете в путь. Геннадий Иванович, немедленно представьте мне рапорт об открытиях и описи.
— Рапорт готов!
— Просмотрите его еще раз. Есть у вас письма в Петербург? — обратился губернатор к офицерам. — Садитесь и пишите… Да прошу вас отобедать со мной. — Он пригласил капитана и офицеров на берег.
Завойко был хмур.
— У Василия Степановича превосходные вина, — заметил губернатор. — Мы просим всех к себе.
— Прошу вас, господа… — сказал Завойко. Невельской просил прислать для команды свежих овощей, каких только возможно.
У вас цинга? — спросил Завойко.
Цинги нет, но овощи необходимы.
— Почему вы решили, что на нашем судне цинга? — спросил, обратившись к Завойко, доктор Берг. — Я мог бы вам представить отчет, из которого вы могли бы легко удостовериться, что вследствие принятых мер команда «Байкала» дала самый низкий процент больных из всех, когда-либо совершивших кругосветное. Этот отчет мог бы быть положен в основу соответствующего врачебного обсуждения и послужить материалом для составления правил.
«Черт знает, какие тут педанты и бюрократы», — подумал Завойко. Он обещал капитану продуктов самых свежих и свежих овощей, которых не видали они с самого ухода из Гонолулу.
— Так за рапорт! И приезжайте кутить, Геннадий Иванович! Жду вас всех, господа! — сказал Муравьев.
Он помянул, что путешествует с женой, что с ними всемирно известная виолончелистка мадемуазель Христиани, что дамы уж, верно, заждались.
Лица просияли.
— Жена жаждет видеть вас, Геннадий Иванович. Итак, едем! Кутить вовсю! Пить вино и целовать француженку! — добавил он потихоньку, обнимая несколько удивленного этими словами Невельского.
Когда все вышли из каюты, Муравьев сказал:
— В рапорте напишите все об иностранных судах у пролива.
— Я уже помянул…
— А в частном письме к Меншикову — об артиллерийском ученье!
Поднявшись наверх, губернатор поблагодарил выстроенную команду, обнял и поцеловал правофлангового.
Вскоре и он, и все его спутники съехали на катере.
Невельской, отдав все распоряжения, спустился к себе. Присев за стол, он покачал головой. Возбуждение охватило его с необычайной силой. Взяв гусиное перо, он почесал за ухом, как бывало в детстве, когда, начитавшись про путешествия, предавался фантазии. Понемногу он взял себя в руки…
А офицеры писали письма и потом оживленно собирались на берег. На судне оставался один Казакевич. Вестовые крепостные носились, подавая офицерам необходимые вещи. В ход пошли горячие щипцы, духи. В каютах двери были раскрыты. Громко обсуждались события дня.
— Однако этот аянский барин не очень любезно приглашал нас, — говорил мичман Грот.
— Кажется, ему не очень все понравилось.
— А заметили, как губернатор дал ему понять?… — высовывая из своей каюты намыленную щеку, воскликнул юнкер Ухтомский, худой и высокий румяный юноша, знаток языков, исполнявший на «Байкале» обязанности переводчика.
— Что же вы хотите, — отозвался старший штурманский офицер Халезов, человек лет сорока, маленький и плотный, прозванный «Дедом» за ворчню, заметно волновавшийся в предвкушении губернаторского обеда, — он тут делает карьеру, и на тебе — явились незваные гости…
Глава одиннадцатая
В ШЛЮПКЕ
Когда андреевский флаг снова заполоскался на корме, а гребцы налегли на весла, Муравьев сидел лицом к Аяну, глядя куда-то вдаль, поверх его крыш и леса.