Капитан полевой артиллерии

Он поднялся на этаж. Здесь были слышны чьи-то громкие голоса, какой-то солдатик мел дощатый пол, сильно пахло дешевым табаком, надтреснуто и хрупко бренчала то ли мандолина, то ли балалайка. Он подошел к комнате с открытой дверью. На косяке виднелась цифра шесть – то, что нужно. Из комнаты вперемешку с бранью вылетали фразы, свидетельствующие о том, что крепко спорят о чем-то весьма серьезном. Лихунов, боясь помешать, остановился в коридоре, собираясь войти, как только услышит паузу, и скоро суть спора увлекла его.

– Но ведь вы чушь несусветную несете, поручик! – гремел чей-то могучий баритон. – Какое там моральное состояние, к чертовой матери, роль отрицательную сыграло? Все это бабий лепет! Если бы нами не этот хрен моржовый распоряжался, Бобырь, будь он неладен, то мы бы до сих пор крепость не сдали!

– Господин подпоручик прав, абсолютно прав! – зазвучал другой голос. – Генералу попросту надо было обдуманным ударом, хладнокровно, используя пятьдесят тысяч лучших войск, которые у него были, были, нажать на юг, против левого фланга армии Леопольда Баварского, или на восток, против тыла Гальвица, – вот и все!

– Нет, не все, не все! – в запале прокричал третий голос. – От Бобыря требовалось еще и на северо-восток атаку организовать, против батальонов ландвера и ландштурма, утомленных боями и никакого резерва не имеющих, да и по тяжелой артиллерии ударить можно было – она на северо-востоке сильно связана была!

– Правильно! Правильно! – поддержали говорящего сразу несколько голосов, и снова заговорил могучий баритон:

– А вы, поручик, о каком-то моральном факторе толкуете, будто немцы из железа сделаны! Да они одним ландвером, стариками да пацанами – сам видел и мертвыми, и живыми, – нас из Новогеоргиевска выгнали! Командовать надо уметь, а не сидеть во время осады в теплом бронированном сортире, думая о чистоте штанов!

Многие рассмеялись, и кто-то заметил:

– Рассказывают, что Бобырь в свободное время, которого у него хватало, занимался изготовлением модели крепости, причем, искусно, подлец, работал! Говорят, модель эту немцы отвезли в Берлин и выставили ее в музее на всеобщее обозрение!

– Неужели? – раздались возмущенные голоса. – А ну-ка, поручик, расскажите, видели вы такую модель?

– Да что вы, господа, – унылым голосом отвечал поручик, – это все чистой воды вымыслы. У его высокопревосходительства и не получилось бы, не знали за ним таких талантов. – Все снова рассмеялись, а поручик, как видно, желая взять реванш, поспешил высказаться: – Вот вы коменданта здесь все время поносите, а ведь при чем тут он, почему на него вся вина возлагается? Да, я согласен, Николай Павлович – не Суворов, он слабый и не очень умный человек…

– Вот именно! – воскликнул кто-то.

– Да, слабый, – продолжал поручик, – но не преступник, как Сухомлинов!

– Да при чем же здесь Сухомлинов? – удивился баритон.

– А при том, что это по его распоряжению Главный крепостной комитет упразднен, по его плану проводилась кампания по разоружению всех западных крепостей! Все, все упразднялось – Ивангород, Варшава как крепость, Дембе, Зегрж, Пултуск, Рожаны, Остроленка, Ломжа! Еще назвать? А Новогеоргиевск, видите ли, он оставил на всякий, как говорили, случай! Разве это не преступление? Разве Сухомлинов за несколько лет до начала войны не знал, с кем он будет воевать и какой фронт ему надо укреплять, восточный или западный? Знал, все знал, вот поэтому и должен он предстать перед судом и быть расстрелян в двадцать четыре часа!

– Да послушайте! – перебили поручика.

– Не мешать, не мешать! – совсем по-мальчишески взвизгнул голос поручика, в котором Лихунов уже давно признал голос адъютанта Тимашева.- Из генерала Бобыря козла отпущения сделать они решили, а забыли разве, как Алексеев из Варшавского района все русские армии увел, оставив Новогеоргиевск на расправу немцам! Мыслимо ли обороняться в полной изоляции – нет, немыслимо! У нас орудийные патроны через месяц бы иссякли, у половины гарнизона винтовок не было совсем, а остальные на одну треть винтовками Бердана вооружены! А вы разве забыли, как еще до войны Сухомлинов шестьсот тысяч берданок и миллиард патронов к ним уничтожить приказал, объяснив это тем, что их-де затруднительно хранить! И вот в таком-то состоянии окруженной крепости обороняться? Да нас бы взяли в любом случае – не теперь, так через месяц! Генерал-от-кавалерии Бобырь гуманно поступил, прекратив бесполезное кровопролитие! Я понимаю, если бы приказ об эвакуации крепости Алексеев сделал, все назвали бы это тонким маневром, но командующий струсил, не взял на себя ответственность, а Бобырь взял! Теперь все его только проклинают, и будут проклинать, а между тем он спас жизнь восьмидесяти тысячам солдат и офицеров, которые могли от голода погибнуть, умереть от ран, от газа, от мора, от чего хотите! Но как же вы несправедливы!

Лихунову показалось, что Тимашев даже всхлипнул, закончив свою страстную речь. По крайней мере, казалось, он на минуту всех убедил, потому что ответом явилось молчание, но вдруг чей-то юный голос совершенно некстати продекламировал: