Капитан прыгуна К2.0

Я вдруг подумал о медбраслете, который мы с Селене разрешили ей снять год назад, оставив Тима с его привычкой перестраховываться в меньшинстве. В мысли начала непроизвольно закрадываться паника.

— У тебя что-то болит?

Птичка сердито поджала губы:

— Папа, я не ребенок, чтобы плакать, потому что что-то болит.

— Да-да, — я прижал ее к себе и облегченно выдохнул. — Не ребенок, я помню.

А голос-то прозвучал сурово, твердо, первый раз у нее такой услышал. Черт, какое счастье, что не болит! Абсолютное счастье!!

— Я тебе потом расскажу, ладно? — смягчилась маленькая террористка и опять вжалась носом в мою грудь. — Папочка, я тебя люблю!

— И я тебя люблю, малыш, — прошептал я устало.

За пять минут превратился в выжатый лимон – кто б предупреждал, что дети так умеют. Точнее подростки. Вот бы она всегда оставалась моим маленьким щекастым хомячком, громко топала, каталась на шее, оставляла сладкие отпечатки на скафандре и домашней станции, доводила Тима до белого каления непоколебимым упрямством… Я опять вздохнул. Конечно, она плакала, но от тех слез я всегда мог ее избавить. Сбитые коленки и обиды на несправедливые придирки учителей – что может быть проще для всемогущего папы. А теперь Эйлла мне даже не говорит, почему так расстроена. Она очень быстро растет, слишком быстро. Совсем не успеваю за ней.

— Я тебя обидела?

Ну, вот. Теперь будет переживать. Чем проще всего наградить своего ребенка? Неоправданным чувством вины!

— Малыш, я же тебя знаю. Если ты о чем-то можешь рассказать маме, но не можешь рассказать мне, значит это что-то очень болезненное и важное для тебя. К тому же, это что-то принадлежит тебе и только тебе.

— Спасибо, — она опять вжалась носом в мою грудь, обняла меня за талию и затихла. Шмыгала только периодически.

— Ты же в Гришу не влюбилась, да?

— Пап!!

Понял, не влюбилась. Это хорошо.

Мама? Зачем ей Селене? Может, нечто, связанное с ее статусом нейроморфа? Мы пытались перерегистрировать ее, как Тима, но получили отказ. Теперь пока не узнаю причину слез, так и буду догадками мучиться.

В кабинете мэра послышались шаги, дверь распахнулась и в приемной появился Сур в сопровождении Рады. Он удивленно уставился на нас:

— Вы чего?

— Едим, обнимаемся, вас ждем, — усмехнулся я. — Тим на крыше, пытается до Крона дозвониться.

Рада подошла к столу секретаря, откинула крышку с коробки и достала кусок пиццы.

— Опять дальняя не ловит? У меня денег в этом году не хватило на аренду ретрансляторов. Вернее, их хватило бы, если б я все относительно свободные средства не пустила на ремонт БСМП и на выплаты пострадавшим от селей. Руководство парка отказалось компенсировать ущерб, а львиная доля дохода города и округа уходит в федеральный бюджет. В итоге, приходится чем-то жертвовать. В этом году пожертвовала связью.

Иска проявила интерес к короткой речи мэра Юсуф. Немного отстранилась от меня и обернулась.

— Ретрансляторы же развернуты. Зачем за них платить? Тала разве какую-то аренду берут?

Я с улыбкой наблюдал за ее сосредоточенным хмурым личиком. Селене так же внимательно вникала когда-то в реальность этого города.

Рада засмеялась.

— Конечно, не надо! Оплату берут наши федералы со своими верными глушилками.

— Но это глупо, — поразилась Иска. — Оборудование землянам даже не принадлежит!

Юсуф пожала плечами:

— Монополия – есть монополия.

Сур, меж тем, подошел ближе, внимательно вглядываясь в личико Иски. Я отрицательно покачал головой, давая ему понять, что вопрос о припухшем носе и веках будет неуместен.

— Сразу проясняем: мой папаша реально шпиенский шпиен, — понял меня Сур. На последнем словосочетании он так скривился и исковеркал произношение, что Рада заметно напряглась. — Я-то думал, просто никчемный кретин, а оказалось, форменный урод.

Сур пристально взглянул мне в глаза.

— Не возражаешь, если к преподобному вместо меня сегодня поедет мамчик?

— А ты куда?

Он нервно дернул плечами, выражая пренебрежение к собственной затее.

— К адресанту посылки. Надо поговорить с…отцовским боевым товарищем.

Сарказм, ледяной и едкий, скрывающий отчаяние, боль и раздрай. Я перевел взгляд на Раду. На ее лице читались те же эмоции, только не прикрытые ничем. И вновь непроизвольно увидел Селене, вынужденную наблюдать, как Иска страдает из-за предательства отца. Решение пришло само собой, и источником его был вовсе не здравый смысл, но я всем существом чуял, что решение правильное.

— С боевым адресантом поговорим вместе. — Я опустил взгляд на удивленное личико Эйллы. — Малыш, ты справишься с преподобным без меня?

Ни капли не сомневался, что справится. В чем захочет, убедит, переупрямит, сломит любое сопротивление. Да еще и с рвением за это возьмется, потому что папа обратился, как ко взрослой, а это дорогого стоит.

— А то! — Иска ожидаемо горделиво усмехнулась и приподняла правую бровь. — Напомню, что ребенок во грехе растет, и моську сострою. Не поможет моська, сопли по храму начну развешивать.