— Я начинаю терять терпение, — прошипел нацист. — А оно не безгранично. Итак, вы — капитан Алекс Райли, — с удовольствием повторил он. — После весьма занимательной беседы с ныне покойным Франсуа Дюбуа в Марселе я узнал, что вы и ваши люди взяли там на борт двоих беглецов с целью доставить их в Лиссабон. Скажите мне, где они, и никто из вас не пострадает.
— Я вам уже сказал: здесь нет никого, кроме нас, — настойчиво повторил Алекс, сверля глазами немца.
Офицер вновь замахнулся, чтобы ударить капитана, но в последний миг Алекс перехватил его запястье. Секунду они стояли друг против друга, застыв в напряженном молчании.
Этот смелый жест заставил солдат со зловещим лязгом передернуть затворы автоматов, а нацистский офицер сделал шаг назад и вытащил пистолет.
— Хотите немножко поиграть, да? — спросил оно неожиданно ласково, что выглядело еще страшнее, чем прежняя враждебность. — А если мы сделаем вот так? — произнес он почти весело, выхватывая левой рукой нож и упирая его Алексу в грудь, прямо у сердца. — Сейчас мои люди обыщут ваше судно до самого последнего угла, и если обнаружат кого-нибудь, кроме вас... то я прикажу отрезать все пальцы каждому члену вашей живописной команды. А вас я заставлю на это смотреть, прежде чем проделать то же самое с вами. А после этого я потоплю ваше жалкое корыто. Мне кажется, это будет справедливо, вы не находите?
С этими словами он повернулся к солдатам, отдав им несколько приказов на немецком, после чего одни рассыпались по палубе, а другие поднялись в надстройку.
Несмотря на это, Алекс гордо выпятил грудь и вскинул голову.
— Это судно ходит под испанским флагом, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, — мы находимся в испанских водах, и я — испанский подданный. Вы не имеете никакого права задерживать нас, а тем более угрожать.
— Не имею права? — рассмеялся офицер. — Идет война, капитан Райли. Я спокойно могу потопить эту груду железа, и никто никогда не узнает, что с вами случилось.
— И снова вы ошибаетесь, — ответил Алекс. — Первым делом при виде вашей лодки я сообщил по рации в морское управление наши координаты, отправив такую же депешу в американское посольство, что нас задержала немецкая подводная лодка. Я уверен, что начальство вас не похвалит, если вы окажетесь причиной конфликта с испанским правительством, а тем более с Соединенными Штатами.
— Вы считаете меня идиотом? — бросил нацист, поднимая брови. — Ни ваше, ни испанское правительство даже пальцем не шевельнёт ради вас или вашего судна. Или вы считаете себя настолько важной персоной?
— Никоим образом, — согласился Райли. — Но оба государства в этой войне соблюдают нейтралитет, пусть моя смерть сама по себе ничего не значит, но можете быть уверены: они не захотят создавать прецедент безнаказанности по отношению к Германии, так что кто знает... быть может, вы тем самым дадите им повод для вступления в войну. Как вы считаете, — прошептал он, наклоняясь вплотную к самому лицу офицера, — что скажет по этому поводу ваш обожаемый фюрер?
— Если мне удастся схватить этих беглецов, — ответил немец, прижимая лезвие ножа с эмблемой гестапо к шее Алекса, — мне дадут медаль, а возможно, и повысят.
— Боюсь, ваше желание не скоро осуществится, — послышался сзади серьёзный голос Джека. — Потому что здесь вы никого не найдёте.
Нацистский офицер в два шага оказался рядом с упитанным поваром и ткнул ему в лоб пистолетом.
— Итак, капитан Райли, — произнёс он с угрозой, — считаю до трёх. Если вы не выдадите мне тех двоих людей, которых я ищу, я вышибу мозги этому борову. А затем проделаю то же самое с остальными. Раз...
— Борову? — воскликнул оскорбленный Джек.
— Два...
Дуло пистолета вплотную прижалось к его голове.
— И...
— Хорошо, хорошо! — воскликнул Алекс. — Отпустите нас, и я скажу, где вы сможете найти ваших беглецов.
Нацист убрал пистолет ото лба Джека, на котором отпечатался четкий красный кружок.
— Видели? — спросил офицер, весьма довольный произведенным эффектом. — Мне это не составит труда. Так что лучше скажите сразу, где они прячутся.
— Нигде, — решительно ответил Алекс. — Они действительно сели на судно в Марселе, но уже на следующий день мы высадили их в Барселоне. Клянусь.
— Вы лжёте, — ответил тот, снова выхватывая нож.
— Вы считаете, я стал бы рисковать жизнью ради каких-то незнакомцев? — спросил Алекс, стараясь, чтобы голос его звучал как можно искреннее. — Как только я узнал, что передо мной — еврейские свиньи, я тут же ссадил их на берег. Я ненавижу евреев. Война разразилась по их вине, и, будь они здесь, я бы тут же выдал.
В первый миг нацист, казалось, растерялся; затем наклонился к самому лицу Алекса, недоверчиво глядя ему прямо в глаза.
— В Барселоне, говорите?
— Могу даже назвать имя человека, к которому они направлялись. Не обещаю, что вы их найдёте, но вряд ли они успели покинуть город, а такую красивую девушку не каждый день увидишь на улице... Короче, вы меня понимаете.