Капитан Сорви-голова

И вдруг над окопами зазвучал хор низких мужских голосов и поплыла плавная, торжественная мелодия. Постепенно к хору присоединялись все новые голоса; пение крепло, ширилось и, разливаясь все дальше и дальше, донеслось до английских линий. Это был старинный псалом гугенотов[67], горячая мольба, обращенная к богу-воителю.

Буры стоят, поднявшись во весь рост, не обращая внимания на град снарядов; в правой руке они держат шляпы, левой сжимают ружья; они поют псалом своих предков.

С английской стороны раздалась в ответ столь же торжественная и протяжная мелодия, похожая на религиозное песнопение.

Это государственный гимн в честь английской королевы, от слишком частого и громкого исполнения которого со времени господства в Англии хаки охрипли все глотки в Соединенном королевстве.

Брошенный в ответ бурам и подхваченный пятнадцатью тысячами солдат лорда Митуэна гимн «Боже, храни королеву» производил грандиозное впечатление.

Даже самые обыкновенные слова этого гимна приобретали в устах солдат хаки угрожающий характер.

Но буры, спокойно нахлобучив на головы шляпы, уже скрылись в своих боевых укрытиях. Наступил торжественный миг: сейчас произойдет столкновение.

Начальник коммандо

Лорд Митуэн со свойственным ему высокомерным презрением вельможи и вояки решил атаковать буров с фронта. Его отлично вымуштрованные и закаленные в боях войска в два счета вышибут с позиций все это мужичье, всю эту недисциплинированную, необученную армию, лишенную опытных командиров. — Forward! March on![68] Взмахнув саблями, офицеры повторили приказ о выступлении; горнисты протрубили атаку, а волынщики, прижав к губам волынки, заиграли шотландский марш.

Сегодня еще раз, и более чем когда-либо, противник оказался вынужденным бросить на первую линию огня шотландскую пехоту.

Но неужели это те самые гайлендеры, которые еще недавно так гордились своей живописной формой?

Куда девались их красные мундиры? А килты, эти знаменитые шотландские юбочки в разноцветную клетку? А чулки с отворотами? А белые гетры и башмаки с пряжками? Все заменил хаки. Горделивый сын гор превратился в невзрачного пехотинца, одетого в мундир, брюки и гетры цвета дикого каштана. На смену яркому пледу пришло одеяло цвета лошадиного помета. Единственным воспоминанием о форме, которой он так гордился, служит большой, окаймленный мехом кожаный кошель, словно котомка нищего, висящий у него на животе[69].

Но не одежда красит человека, и не красный казакин и килт делают отважными гордонцев. И под формой хаки шотландский солдат сохранил всю отвагу и стойкость гайлендеров. Прикрывшись цепью стрелков, их бригада выступает парадным маршем, в то время как английская артиллерия, заняв позиции на флангах, осыпает буров градом снарядов и шрапнели.

Последние отвечают им тем же, и не без успеха. Артиллерийская прислуга буров работает с изумительной точностью, внося жестокое опустошение в ряды англичан. Время от времени и «Длинный Том», оглушая прислугу своим громоподобным грохотом, тоже посылает англичанам свой чудовищный снаряд.

Сорви-голова прижал к глазам полевой бинокль, как бы следя за полетом ядра, и, увидев, что оно опрокинуло вражескую пушку вместе с ее прислугой и конями, радостно воскликнул:

— В самую точку!.. Браво, господин Леон, браво!

Леон — француз на службе южноафриканских республик. Один из тех, кто вместе с Галопо, Грюнсбургом, графом Виллебуа-Марей и многими другими храбрецами примчался сюда, чтобы пролить свою кровь за священное дело свободы. Выдающийся инженер, Леон взялся исполнять у буров обязанности артиллериста. Под его руководством передвигались и устанавливались все эти смертоносные орудия, он давал точный прицел и, как выразился Сорви-голова, бил в самую точку.

Очень скоро Леон стал изумительным артиллеристом. Англичане, которым он причинял огромный урон, с яростью произносили его имя.

Шотландская бригада приближалась. Завязалась перестрелка.

Молокососы, занявшие отведенную им позицию, оживленно болтали. Точнее, Молокососы-иностранцы. Ибо у молодых буров уже проявлялась отличительная черта ИХ национального характера — молчаливость.

Поль Поттер заряжал свое ружье. Работа не из быстрых: надо засыпать порох в дуло, опустить туда с помощью шомпола пулю, обернутую в пропитанный жиром пыж, потом надеть на затравочный стержень медный пистон… Такая процедура отнимала добрых полминуты, тогда как маузеры успевали сделать за то же время десяток выстрелов. Но юный бур дорожил не столько количеством, сколько качеством выстрелов.

— Вот и все, — спокойно произнес он. — Ружье к вашим услугам, господа «белые шарфы»!

Все английское командование, от генерала до младшего офицера, носило как отличительные знаки своего звания белые шелковые шарфы. Таким образом, нетрудно сообразить, к кому относились грозные слова юного бура: «Ружье к вашим услугам, господа «белые шарфы»!

— А разве хороший маузер хуже услужил бы им? — спросил Сорви-голова.