Капитан Сорви-голова

Грянули еще два выстрела. Никакие суматошные движения не помогли уланам. Пораженные прямо в голову, они, соскользнув с седел, замертво грохнулись оземь.

Теперь улан оставалось всего трое. На этот раз они были всерьез перепуганы и собирались улепетнуть.

Поздно!

Прежде чем перейти в галоп, им пришлось бы сделать крутой поворот и пробраться по узкой тропе между двумя глубокими оврагами.

Как раз в это мгновение из долины донесся оглушительный грохот взрыва. Почва задрожала, как при землетрясении.

И снова раздался еще более громкий и повелительный голос Сорви-головы:

— Водохранилище взорвано! Это сделали мы… да, мы одни!.. Сдавайтесь же, гром и молния! Сдавайтесь, пока не поздно!

— Сдаемся! Сдаемся!..

— Отлично!.. Бросить оружие! Спешиться! Руки вверх!.. А вы, Фанфан и Поль, возьмите этих плутов на мушку и при малейшем подозрительном движении стреляйте их, как зайцев.

Трое солдат, чувствуя всю унизительность своего положения, все же покорно исполнили приказание Жана, и только один из них не без достоинства произнес:

— Мы сдаемся. Но мы солдаты, а не мошенники, и вам не следовало бы нас оскорблять.

Сорви-голова с пылающими от гнева глазами, с исказившимся лицом, страшный, несмотря на свое шутовское одеяние, приблизился к уланам и негодующе бросил им в ответ:

— Вы еще смеете говорить об уважении к военнопленным! Вы, грабители ферм и поджигатели нив, убийцы женщин и детей! Вы, подвергающие военнопленных жестокой и позорной пытке «Pigsticking»!. Вы — палачи, позорящие свои мундиры, бандиты, которых следовало бы беспощадно истребить всех до единого! И вы еще смеете называть себя солдатами! Вы — уланы майора Колвилла, достойные помощники этого золотопогонного убийцы!

Сраженные жестокой, но вполне заслуженной отповедью Жана, и к тому же весьма неважно чувствовавшие себя под дулами двух карабинов, все три улана беспрекословно сдали оружие.

Сорви-голова овладел собой и снова обратился к ним более спокойным тоном:

— Чего, собственно, вам было от нас нужно и кто вас послал в погоню? Ведь в английском лагере мы сошли за пастушек.

— Дело в том, — ответил один из улан, — что после вашего ухода к водохранилищу прибыл майор Колвилл. Он увидел на своем объявлении подпись капитана Сорви-голова. У него возникли подозрения. Он приказал нагнать вас и во что бы то ни стало доставить к нему.

— Значит, только для того, чтобы поймать каких-то жалких пастушек, он рискнул целым взводом?

— Выходит, так, — подтвердил улан.

— Что ж! Если Колвиллу так нужны три пастушки, я, пожалуй, отправлю их к нему.

При этих словах лукавая улыбка озарила лицо капитана Сорви-голова.

— Разденьтесь! — приказал он улану. — Снимите с себя доломан, брюки, сапоги.

— Но, мистер Брейк-нек…

— Без возражений! А то сами видите — сестрица Наати уже косо поглядывает на вас и играет собачкой своего карабина. Поспешите же… Вы рискуете жизнью.

В мгновение ока солдат сбросил с себя военную форму, а Сорви-голова столь же быстро освободился от одежды сестрицы Бетие.

— Теперь, — с насмешливой серьезностью продолжал Сорви-голова, — получайте мою одежду в обмен на вашу. Поворачивайтесь, поворачивайтесь!.. Натяните корсет… Влезайте в юбку… Да не забудьте чепчик, эту существенную принадлежность женского наряда.

В полном отчаянии, подавленный смешной и жалкой ролью, которую заставил его играть неумолимый победитель, улан угрюмо повиновался, а Сорви-голова облачился тем временем в военную форму цвета хаки.

— Отлично! Если бы не усы, вы вполне сошли бы за кузину Бетие. Не угодно ли вам для такого случая срезать их?. А теперь подержите лошадей, да смотрите — без предательства… Эй, номер два! Ваша очередь! Снимайте форму… А ты, Фанфан, отдай этому джентльмену свои тряпки.

Номер второй заколебался было, но Сорви-голова навел на упрямца карабин и холодно произнес:

— Считаю до трех. Если при счете «три» вы не будете раздеты, я всажу вам пулю в лоб. Раз… два… Отлично! Вы чудесно поняли меня.

И этот улан разделся в мгновение ока.

— Теперь твоя очередь, Фанфан, — продолжал, улыбаясь, Сорви-голова.

Второй улан был высокого роста и плотного телосложения, Фанфан же тощ, как скелет, а ростом — от горшка два вершка. Доломан улана почти прикрыл его ляжки, а брюки пришлось подтянуть до самых подмышек, и все же они волочились по земле.

Сорви-голова залился гомерическим хохотом; даже на губах серьезного Поля появилось что-то вроде улыбки — до того потешно выглядел парижанин.

Но Фанфан не растерялся. Засучив рукава и подвернув края брюк, он иронически, с комизмом подлинного Гавроша разглядывал свой наряд. А злосчастный улан, невообразимо смешной в слишком коротком и узком женском платье, походил на одну из тех жалких марионеток, которых сваливают ударом мяча на деревенских ярмарках.

Третий улан сам догадался, что самое лучшее для него— как можно скорее покончить с переодеванием.

Обмен одежды с Полем произошел без инцидентов, и в две минуты все было закончено.

Сорви-голова снова стал серьезным.