Капитан Трафальгар

Но у нас не хватало духа войти и разбудить кого-нибудь из этих несчастных, чтобы попросить у них помощи. Тем не менее, мы готовы были уже решиться и на это, когда светящаяся точка у порога одной из этих лачуг привлекла наше внимание. Подойдя ближе, мы смутно различили во мраке южной ночи фигуру человека, раскуривавшего трубку. Это был столь нежданный, благоприятный случай, что мы, конечно, не преминули воспользоваться им. Огонек его трубки являлся для нас в данный момент поистине спасительным маяком.

– Не будете ли вы столь добры, любезный мой, указать нам дорогу в город и направление набережной? – обратился отец к курящему, останавливаясь перед ним.

Странное дело, но этот столь простой и естественный, по-видимому, вопрос поверг его в неописанное удивление. Он поспешно вскочил на ноги, как бы под влиянием совершенно неожиданного, сильного впечатления, и тогда мы с отцом увидели, что это был человек громадного роста. Недоумение его можно было сравнить только с недоумением и оторопью спящего, внезапно пробужденного каким-нибудь необычайным светом и треском, или же человека рассеянного и задумчивого, погрузившегося в свои мысли, которого неожиданно хлопнули по плечу. Правда, лицо его совершенно исчезало во мраке, скрытое громадными отвислыми полями широкополой соломенной шляпы, благодаря которой, вероятно, нельзя было бы различить его черты, даже если бы ночь не была такой темной, как теперь. Отец мой, видя, что на его слова не последовало решительно никакого ответа, слегка повысил голос и повторил еще раз свою просьбу.

– Очень охотно! – отозвался на этот раз незнакомец с сильным креольским акцентом. – Очень охотно, – повторил он, – я провожу вас до конца этой улицы, а затем вам останется только идти прямо в том направлении, которое я укажу вам…

С этими словами он зашагал вместе с нами вдоль темной улицы.

– Вы, вероятно, приезжие в Новом Орлеане? – осведомился он, продолжая идти вперед.

– Да, – довольно сухо, как мне показалось, ответил ему моей отец, как известно, вообще не терпевший расспросов.

– Сильно же вы задержались в Черном городе; в это время здесь все мануфактуры закрыты и все дела закончены. Но вы, вероятно, имели надобность повидать кого-нибудь из этой черномазой орды? – добавил он презрительным тоном.

На этот раз мой отец не счел даже нужным ответить хотя бы односложно.

– Вы сказали сейчас, что желали бы выйти на набережную! Вероятно, вы остановились или в «Белом Коне», или «Золотом Льве»? – продолжал настойчиво расспрашивать незнакомец.

Но отец опять не отвечал ни слова. Меня уже начинало тяготить это упорное молчание с его стороны, казавшееся мне неловким, и я думал, что отцу не мешало бы быть повежливее и полюбезнее с человеком, который беспокоился ради нас и согласился в такое время проводить нас. Но незнакомца, по-видимому, нимало не смущало поведение моего отца, которое ему дожно было казаться странным.

– Не были ли вы сейчас у Клерсины? – продолжал расспрашивать он. – Зеновия Пелле только что говорила мне, что у Клерсины были гости, двое белых. Вы, вероятно, были там, чтобы повидать того маленького мальчика, который находится на ее попечении? Может быть, этот хорошенький мальчик ваш? Вы моряк, как я полагаю?

Но и на эти вопросы опять не последовало никакого ответа. По совести говоря, и я теперь начинал находить эти расспросы по меньшей мере неделикатными и нескромными.

В этот момент мы дошли до конца улицы. Здесь было почему-то светлее, или же глаза мои уже успели попривыкнуть к этой темноте, но только здесь я мог убедиться, что наш проводник был мулат. Он был не только громадного роста, что я успел уже заметить раньше, но сложен, как настоящий Геркулес. И, странное дело: вместо того, чтобы чувствовать себя обиженным нашим упорным молчанием, этот странный человек стал по отношению к нам только еще предупредительнее и любезнее.

– Вот ваша дорога, – сказал он, указывая рукой влево, – вам теперь стоит только дойти до этой церкви, колокольню которой вы видите отсюда, и затем идти все по большой дороге. Она выведет вас прямо на деревянный мост и затем на улицу Дофина. Если желаете, я могу проводить вас туда.

– Благодарю, – проговорил мой отец, – теперь я и сам припоминаю дорогу, спокойной ночи, очень вам благодарен!

Ускорив шаги, отец увлек и меня за собой, оставив любознательного великана на перекрестке, с широко расставленными ногами, в недоумении.

Я молча шагал за отцом, инстинктивно чувствуя, что его не следует ни о чем расспрашивать, но при этом заметил, что он часто оборачивался, как бы для того, чтобы убедиться, что за нами не следят. Его тревога и беспокойство были при этом до того очевидны, что я наконец решился его спросить, чего он, собственно, опасался, но сделал я это лишь после того, как мы миновали церковь и вышли на большую дорогу. Когда отец заговорил, то меня поразил его изменившийся голос.