Капитан Железная Голова (Капитан флибустьеров)

— Правда, и даже бретонец, — продолжал авантюрист со странной улыбкой. — Но в Кампече в то время было немало мексиканцев и без тебя; не станем же углубляться в этот вопрос и положим, я ни о чем не говорил.

— О, я ничего не боюсь!

— Мне ли не знать, черт побери! Впрочем, это касается одного тебя, а нам лучше вернуться к общему делу. Решено, что шхуна существует в действительности, что она пришла из Веракруса с грузом, принадлежащим тебе, что утром она стала на рейде и называется «Санта-Каталина»

— С удовольствием вижу, что ты ничего не упустил.

— Прекрасно. Но ведь шхуна же пришла из Веракруса не сама по себе — полагаю, на ней был экипаж и, наконец, капитан?

— Само собой! Шесть человек экипажа и капитан.

— Куда же они девались? Уж не сбежали ли все разом — и матросы, и капитан?

— Увы! Мой бедный друг, — вскричал мнимый дон Торибио Морено с добродушно покровительственным видом, — все мы смертные.

— Поговорка мудрая и справедливая.

— Вот что случилось.

— Я слушаю.

— Вчера с борта шхуны завидели берег в столь поздний час, что нельзя было решиться войти в узкий пролив; итак, она была вынуждена лавировать всю ночь, чтоб приблизиться к берегу на рассвете. Около полуночи, при повороте судна, капитан упал в море.

— Бедный капитан! — сказал Бартелеми чрезвычайно серьезно. — И его не удалось спасти?

— Пробовали.

— А!

— Но вот ведь какое роковое стечение обстоятельств! Спустили лодку; четыре человека сели в нее, и лодка с людьми камнем пошла ко дну. От страшной жары расплавилась смола, которой были залиты швы. Разумеется, вода набежала мгновенно — и все потонули.

— Все четверо?

— Все без исключения. Ночь была темная, море неспокойно. На шхуне оставалось всего два человека, как могли они оказать помощь товарищам?

— Вот что называется несчастьем! И к тому же, совсем у цели!

— В двух лье всего-то. Будь светло, их бы увидели.

— В том-то и дело, что ночь была темная, — заметил авантюрист по-прежнему насмешливо, — ты должен признать, что два человека, оставшиеся одни на шхуне, находились в большом затруднении.

— По счастью для них и для «Санта-Каталины», шхуну заметили еще до заката, так как я ожидал ее прибытия с нетерпением. Зная, с каким грузом она идет, я хотел удостовериться в причине, почему она не вошла в канал еще с вечера. Я тотчас отправился к ней в лодке с шестью матросами и часам к четырем утра причалил к судну, которое лежало в дрейфе перед входом на рейд, ожидая помощи.

— Это просто внушение свыше.

— Ты совершенно прав. В ту самую минуту, когда я ставил паруса, из Картахены вышел корабль, державший путь в Кадис.

— В самом деле! Вот что значит случай.

— Единственные два матроса, оставшиеся в живых на шхуне, были до того поражены ужасной ночной катастрофой, что стали умолять меня отпустить их на корабль, который выходил из картахенского порта.

— Разумеется, ты сжалился над этими несчастными и согласился.

— Действительно, так и было. Я выплатил причитающееся им жалование, даже прибавил маленькое вознаграждение, чтобы утешить их в несчастной гибели своих товарищей, и отвез на испанское судно, капитан которого был немного знаком со мной и согласился принять их.

— Как все соединяется, Боже мой! — вскричал Бартелеми, воздев очи горе. — И ты…

— Я тотчас нанял шесть человек, которых привез с собой. Они ровно ничего не знали о том, что произошло на шхуне. К тому же, прежде чем сесть в шлюпку, шедшую к «Санта-Каталине», я сказал им, сам не знаю зачем, — такая вдруг мне в голову пришла мысль, — что капитан накануне съехал на берег, чтобы скорее известить меня о приходе шхуны, которую между тем оставил у входа на рейд.

— Это и было причиной того, что они не удивились, увидав накануне всего только двух матросов. Про капитана же думали, что он на берегу.

— Как видишь, все это очень просто.

— Разумеется, любезный друг. И нарочно лучше нельзя было сделать.

— Что ты хочешь сказать? — отчасти надменно спросил дон Торибио.

— Я? Ровно ничего!

— Ты, право, так странно толкуешь вещи… — невольно бледнея, возразил собеседник.

— Толкую, как следует толковать. Я просто удивляюсь, насколько счастье благоприятствует тебе; кажется, естественнее быть ничего не может. Ты волен истолковывать мои слова по-своему. Но помни одно: я нисколько не ответствен в твоих действиях и словах, не ответствен — благодарение Богу! — ив чистоте твоей совести. Следовательно, все это меня не касается и я умываю руки.

— Так-то лучше.

— Я только хотел знать все в подробностях, чтобы не наделать ошибок и промахов, всегда достойных сожаления во время исполнения назначенной тебе трудной роли в комедии, которая очень легко может перейти в трагедию, если будет продолжаться так, как началась. Теперь я знаю все, что мне следовало знать. Можешь быть спокоен, тебе не придется упрекать меня в чем-либо. Я готов. Что мы теперь будем делать?.. Но прежде всего посмотри на меня.

Дон Торибио осмотрел его с величайшим вниманием.

Превращение было полным; от странной личности, появившейся с час назад на пороге шалаша, не осталось ровно ничего.