Капитанская дочка для пирата

И, уверен, она чувствует мой. Беру ее за талию и немного тяну на себя, наклоняюсь и касаюсь золотистого холма на карте.

– Этот ближе всех. Никогда там не был, но по названию уже понятно, что местечко гиблое.

– Туда и направимся! – она хлопает в ладоши, как довольный ребенок, который получил конфету, и резко поворачивается в моих руках. Упирается ладошками в грудь и смотрит так, что душа в пятки уходит.

Каракатица свидетель, она так прижимается, что я могу подумать, будто девчонка намеренно со мной играет! Ей приходится отклоняться назад, поза во всех смыслах неудобная, я уже каменно-твердый, хоть полотенце вешай, а мягкое тело так доверчиво льнет ко мне, что по коже бегут мурашки.

– Энзо, – тихо шепчет она и манит пальчиком, чтобы наклонился.

– Ты что-то задумала, красотуля… – но я подчиняюсь.

Скользит ладонями по моим плечам, а у меня мышцы, как твердеют под ее пальцами. Ей приходится встать на цыпочки, чтобы дотянуться губами до уха.

– Мне нужна одежда, – в глазах вся скорбь морского народа замешанная на каком-то диком огне. Так же она смотрела, когда готова была насадить мое сердце на вязальную спицу. – Или придется разгуливать по палубе прямо так, – тяжелый, полный сожаления вздох, а в зрачках отплясывает пламя неприкрытой насмешки. – И мне кажется, – пальчики зарываются в мои волосы, а я слышу ее тихий хрипловатый смех, – тебе снова пора в душ, пират.

– Только с тобой, фурия, – напираю, пряча ее руки в своих. – Или решила, что со мной играть можно, а я не замечу фальши? Что задумала, говори!

Она невинно хлопает глазами и даже не пытается вырваться.

– Вообще-то в пледе жарко, – отвечает и взгляда не отводит. – И мне все равно придется выходить. Я не смогу все время сидеть в твоей каюте. И на корабле не останусь, когда до места доберемся!

– Выходить ты будешь со мной, – говорю строго. – Хоть куда. А одежда у меня только мужская, сомневаюсь, что тебе будет впору. Ты мне и пледе нравишься, – кладу руку на упругое бедро и веду вверх, приподнимая кружевное полотно. Слежу за ее реакцией: зрачки расширяются, почти пряча светло-небесный цвет глаз. Что ж ты сладкая такая сегодня? Где твои зубки, Ария?

Она усмехается и облизывает пересохшие губы. В глубине зрачков черти пляшут.

– Раз у тебя спицы есть, то и игла с ниткой найдется, – говорит так насмешливо, что я невольно вздрагиваю. – Ты мне одежку перешьешь или я могу сама взяться? Не в пледе же я буду сражаться? Опасное место встретит нас не полем фиалок, пират.

– Я тебе острые предметы в руки не дам, хитрюга! Чтобы ты в очередной раз меня пырнула?

– Значит тебе и швеей работать, – она пожимает плечами и хлопает меня ладошкой по груди. – Справишься? Но если задача будет непосильной, – многозначительный взгляд полный жалости, – то ты обращайся.

Усмехаюсь. Как мало она обо мне знает, но лучше и не знать.

– Поручу какому-нибудь старому матросу грязную работенку. А пока, – отодвигаю ее, справляясь с притяжением и желанием сорвать глубокий ненасытный поцелуй. Хороша чертовка, но не на того напала – мне хоть камень в штанах – башка прекрасно работает. Крутить себя вокруг пальца я не позволю, сам захочу – возьму.

Иду к шкафу и вытаскиваю две рубашки. Одну ей, другую себе.

– Извини, женского белья не ношу, – протягиваю одежду и добавляю: – Штаны могу предложить, но твой тощий зад в одной моей калоше утонет.

– Не моя вина, – вскидывает подбородок и выпрямляется, будто и правда может стать выше ростом, – кому-то изящество, а кому-то… – ухмыляется насмешливо, точно меня копирует и забирает рубашку.

– Эти кости – изящество? – прыскаю, окидывая ее скептическим взглядом. Надеваю рубашку и слежу за девушкой. Какие волосы! Будто рябина просыпалась и краску на ней оставила. Невероятно, никогда таких не встречал. Но нужны ли мне эти проблемы? Снова в омут с головой, а потом… Слишком она хорошенькая и остренькая. Как раз как люблю. Зараза…

Она аккуратно вешает рубашку на спинку ближайшего стула. Спина прямая, натянутая, движения чуть рваные, нервные. Задел-таки. Трепетная женская натура, а я – грубый мужлан, но тут уж извините, сама напросилась.

Глаза ее темнеют до глубокой синевы и непонятно, чего в них больше: гнева, вызова или глубоко спрятанной издевки.

Пальчики аккуратно поддевают край пледа и оттягивают его в сторону, ослабляя узел на груди.

– Кости, значит, – ее голос пробирает меня до самого нутра, будто падаю в ледяную воду с головокружительной высоты, а тонкие и гибкие пальцы не останавливаются, распутывают первый слой, за ним еще один.

Вот и точеный изгиб бедра. Ткань скользит по коже, потрескивает от соприкосновения с телом, а мне кажется, что у меня сейчас брызнут искры из глаз. Или из другого места.

Бок, тонкие линии проступающих ребер, округлая грудь. Я вижу темные пятна на белой коже. Синяки от моих пальцев. С самого донышка моей души поднимается огненный вихрь при одном только воспоминании о тех прикосновениях.

Еще один кусочек ткани и она остается стоять посреди каюты совершенно обнаженной. Плед отброшен в сторону, по спине расплескался огонь ее волос. Никакой попытки прикрыться.