Капитанские повести

Американский сторожевик шел буквально в двадцати метрах от борта. Алексей Петрович бросился к капитанскому телефону, потом вспомнил, что капитан на покраске, и, пробелов мимо испуганного Левы Крушицкого на правое крыло, закричал вниз:

— Товарищ капитан, сторожевик к нам швартуется!

Так официально он назвал капитана второй раз за все время своего пребывания на судне, обычно он звал его Петр Сергеич, а чаще просто Сергеич.

Капитан, красивший лобовую часть надстройки, соскользнул с беседки и, повиснув на руках, как с турника, согнувшись, соскочил на палубу, затем, как был, в одних шерстяных пляжных трусиках, упруго побежал на мостик. Боцман выключил пульверизатор. Стало тихо.

Прибежав на мостик, капитан застал там старпома, который протянул ему микрофон:

— Они запрашивают, куда мы идем, я радисту сказал, чтобы трансляцию с палубы выключил.

Капитан, не отвечая, наблюдал за сторожевиком. Тот закончил сближение и шел параллельным курсом, держась метрах в двадцати — тридцати от борта и постепенно обгоняя «Балхаш». Со сторожевика с хрипотцой прогремело в динамик:

— Раша, куда ю гоинг?

— Смесь нижегородского с французским, — усмехнулся старпом.

Со сторожевика повторили:

— Раша, куда ю гоинг?

Капитан выхватил из рук старпома микрофон:

— Следую по заданию, а вы куда?

И повторил еще раз, более отчетливо:

— Я иду по заданию, а вы куда идете?

Со сторожевика ответа не следовало.

Старпом восхищенно смотрел на капитана. Петр Сергеич отдал ему микрофон:

— Повтори по-английски, Кирсаныч. А то у меня произношение хуже.

Александр Кирсаныч перевел по-английски, стараясь, чтоб вторая часть фразы звучала как можно более издевательски:

— Ай эм гоинг фо май дирекшн, энд веа ю гоинг?

Сторожевик, не отвечая, проходил мимо. Дежурный расчет все так же занимал свое место у орудийной установки. Длинный человек в серой фуражке с высокой тульей стоял на мостике. На шканцах выстроилось человек тридцать солдат морской пехоты в белых шлемах. На юте негр в ослепительно белой куртке и шапочке выколачивал о леера содержимое какой-то пестрой банки. У среза полубака толпилось несколько матросов. Все они с обыденными лицами, но с напряженным интересом смотрели на танкер. Один из матросов вдруг рукой указал своим соседям на кормовой ботдек «Балхаша», где на леерах рубки, как на заборчике, сидели в купальных костюмах камбузница Лиза Гурьянова, безответная любовь предсудкома Пети Полина, и Эля Скворцова. Рядом с ними поблескивал лысоватой головой загорелый до черноты сам Петя Полин.

Алексей Петрович засмеялся.

— Пусть радист трансляцию включит, — сказал ему капитан.

Старпом взял из рук третьего штурмана бинокль и стал разглядывать сторожевик.

Серая сталь и чужие лица. В глазах — полупрезрительное удивление. Морские пехотинцы, заложив руки за спину и расставив ноги, стояли вольно, как на земле.

— Глоб энд энкор, — раздельно сказал старпом.

— Что? — не понял Петр Сергеич.

— Якорь на земном шаре, герб морской пехоты США.

13

Второй штурман Тимофей Тимофеевич Поспелов в море, после своей «собачьей» вахты, просыпался только к обеду, когда его будила Эля Скворцова. Она будила двоих: его и Витю Ливня, которому тоже нужно было заступать на вахту с двенадцати дня.

Эля одернула только что надетое и прилипавшее после душа платье и осторожно сняла с лица Тимофея Тимофеевича раскрытый номер «Юности». Длинные ресницы штурмана вздрогнули. В экипаже уважали второго штурмана за любовь к книгам, которые отнимали у него все личное время и, по правде, даже часть того времени, которое было отведено для службы и продвижения к капитанскому мостику. Свое грузовое дело Тимофей Тимофеевич знал и вел с непревзойденной аккуратностью. Все рукописные документы на судне составлял он каллиграфически, даже те из них, которые входили в сугубую компетенцию капитана. Капитан их подписывал после проверки, и странно было видеть в его могучих пальцах модную шариковую авторучку, выводившую мелкую и корявую подпись. Да, Тимофея Тимофеевича уважали в экипаже, хотя и посмеивались по поводу его литературной одержимости.

Эля протянула руку.

Он сразу открыл глаза, улыбнулся и сказал:

— Все ясно. Что сегодня на обед?

— Я еще не знаю. Вы больше не заснете?

— Когда же это я засыпал, Эля?

Эля смутилась. Она только что будила Витю Ливня. Тот проснулся, обнял ее за шею и, прижимаясь к ее щеке потным лбом, уже снова засыпая, забормотал:

— Давай еще поспим, Элька.

— Тебе же на вахту! — И она с третьего раза все-таки растолкала Витю.

Окончательно проснувшись, он раздраженно сказал:

— Ну что за черт! То вахта, то аврал, то музыка орет, то ключи от дизельной кладовки давай… Да подожди ты, сам умоюсь. — Он отвел ее руку, когда она полотенцем хотела вытереть ему лоб.

— Американец совсем рядом подходил, Витенька. У нас все наверху были. А знаешь что Петя Полин Лизе сказал, когда американец подошел? Домой придем, говорит, я твою дочь усыновлю.

— Дурак Петька. Для счастья нужно, чтоб люди — пара были, вот как мы с тобой. Уж нам усыновлять никого не придется, а?