Капитанские повести

— А вот машину да рефрижераторную установку. Про бункер не забудь, Вячеславыч.

— Бункер получим после отхода на рейд, немедля.

— Ну, добро, Вячеславыч.

— Добро.

Вячеслав Вячеславович обзвонил всех штурманов, никто ему не ответил, и тогда он сам отправился на верхний этаж, на мостик.

В рубке стоял веселый старпом.

— Вы чего это?

— Вячеслав Вячеславыч, хотите посмотреть на артиста?

— Хочу.

— Артеменко! — высунулся старпом в боковую дверь. — Артеменко! Зайди в рубку. Срочно!

В рубку вошел матрос, и Вячеслав Вячеславович нахмурился, увидев его полуулыбающееся виноватое лицо.

— Еще что-нибудь выкинул? У него что было-то, старпом, прогул?

— Прогул-то прогул, — загадочно ответил старпом и засмеялся, — вы на него гляньте.

Вячеслав Вячеславович отступил на шаг и посмотрел.

— Ого! Ну, чудненько. И давно вы решили это сделать?

— В рейсе надумал, — ответил Артеменко и побагровел.

Ему с полгода назад миновало восемнадцать, один рейс он ходил на «Кустодиеве», имел два прогула, выговор без занесения по комсомольской линии, квалификацию матроса третьего класса, благодарность за работу в трюме и возможность получить паспорт моряка и ходить на «Кустодиеве» в заграничные рейсы, если исправится. Подумав об этой возможности, Артеменко побагровел еще больше. Вчера вечером, при не совсем ясных для него обстоятельствах, он перекрасился в брюнета. Черными, с фиолетовым отливом, стали и редкие усики, и бакенбардочки, и сама прическа а-ля Жан Тревельян.

— Н-да, — раздумчиво промолвил Вячеслав Вячеславович, — зачем вам это понадобилось? Ну какой же вы матрос? Вам в балет идти надо, в балеруны, Артеменко. У вас что, свои волосы плохие были? Зачем вам в цирюльню идти надо было?

— Сейчас многие так делают…

— Так сказать, веяние дурной моды, — вставил старпом и снова засмеялся.

— Выпишите ему аттестат, — внятно сказал Вячеслав Вячеславович, — не будет с него проку.

Старпом сдвинул улыбку, Артеменко, вздохнув, стал натягивать старый засаленный малахай, Вячеслав Вячеславович с жалостью глянул на его жидкую фигуру в обвислой телогрейке, но все же добавил:

— Немедля!..

Убедясь, что судно держится на швартовах нормально, Вячеслав Вячеславович доверил проворачивание машин старпому, выяснив по УКВ в управлении, когда будут буксиры в лоцман, повторил заявку на снабжение и людей и спустился к себе в каюту.

Начало рейса медленно, но верно приближалось.

Десятки дел, разбросанных по всем пятнадцати членам кают-компании, боцману, плотнику, артельщику, постепенно выполнялись и через пару, самое большее через шесть, часов должны были быть завершены. И все-таки все равно что-то уже придется заканчивать на ходу, когда сойдут портовые власти, пока судно будет идти по заливу, например расселять прибывших по каютам, устанавливать список вахт, задраивать по-штормовому трюмы, которые, кстати, нельзя закрывать и потому, что еще подвезут груз картонной тары, овощей и свежего мяса для промысла, — да и много еще наберется всякого…

Однако раскрутку ему сегодня выдали такую, каких давно не бывало. Поделом, хотя и не совсем справедливо. Пока не получается работать, как работал Михаил Иванович: и дело не стоит, и шуму никакого, и он на месте, и вверху довольны. Теперь так не научишься, жаль, времена другие…

Вячеслав Вячеславович набрал номер помполита, но услышал только длинные гудки. Тогда он позвонил дежурному:

— Как только Геннадий Васильевич прибудет, пусть ко мне зайдет, попросите. Кстати, вы почему до сих пор не сменились?

— Нет никого, товарищ капитан, — ответил третий помощник, — второй ушел груз сверять, четвертый с картами зашился.

— Как с продовольствием?

— Подбиваю бабки.

— Подобьете — с документами и артельщиком немедля ко мне. Как фамилия вахтенного, что был утром у трапа?

— Семенов. Нет, Симонов, товарищ капитан. А что?

— Так, запомнить надо, вахту неплохо нес…

Можно было идти обедать, но Вячеслав Вячеславович, положив трубку, снова лег в любимое кресло и вытянул длинные стройные ноги…

Он так и не рискнул бы вчера еще раз пригласить ту женщину, если бы не ее соседка. Конечно, не такая уж во всем этом была проблема, но Вячеслав Вячеславович задумался, сидя за пресным коньяком, о женщине, которая смогла так необычно все ему сказать. Препарировала танец.

Музыканты домучивали последние танцы, и выпито уже было порядочно, и ни к чему было столько выпивать, и зал шумел вовсю, когда Вячеслава Вячеславовича тронули за локоть.

— Вы напрасно не приглашаете Ирочку, молодой человек. Она, я вам скажу по секрету, ждет, когда вы ее все-таки пригласите…

— Галина Сергеевна!

— Не бойтесь, молодой человек. Не надо фиглярничать, Ириночка, что тут такого, я же все вижу.

Галина Сергеевна раскраснелась. Она была навеселе и еще не старая, но в жизни ей, видно, много всякого перепало.

Тогда Вячеслав Вячеславович встал.

— Простите, может быть, вы на самом деле не рассердитесь еще раз?

Когда они затерялись в кругу, она спросила:

— Вы на меня обиделись? Мне в самом деле с вами как-то не по себе.

— А с другими?

— Я не знаю. И потом, сегодня столько выпито. Мои приятельницы…

— Они выводят вас в люди?

— Зачем же так?..

— Простите.