Как хорошо, что Вы позвонили, приятно все же слышать Ваш бодрый голос, который доносится до нас, бедных и сирых, в Крыму. Не писалось потому, что хотелось написать, что все хорошо, а было все так себе. До чего чудесен Крым при тихой погоде (персонажам можно перефразировать автора). Как сейчас все начинает цвести: глициния гроздями неправдоподобными вьется по стенам, деревья, из стволов которых лезут фиолетовые цветы. Какие-то громадные желтые кусты, розовые помпоны на деревьях – все неправдоподобно. Смотришь в окно, а тут синее море, необъятные просторы. Просто вредна такая природа, уж очень она не соответствует северному представлению о красоте и покою. Тут еще на скале перед самым окном лазают мухи-человечки: тренируются скалолазы! Все как во сне, и все ни к чему, потому что драгоценный Мажисьен лежит больной. Если ему прописали антибиотики, то „помни, Вал. Мих. говорит, что надо есть витамины, а то плохо будет со ртом“, и витамины тут как тут. Ночью мокрый, как мышь. „Помни, Вал. Мих. говорит, что меняет рубашки по 4 раза в ночь“. Ваш опыт необычайно кстати, на все вопросы есть ответ. Спасибо, дорогая, это очень помогает…»
Дорогая Вал. Мих.,
Вот открытка, но не очень голубая. Как здоровье? П. Л. все еще не совсем. Т° не хочет быть нормальной. 15/V будем в Москве. Очень хочется домой. Говорят, и стены дома помогают выздоравливать. Тут на днях в „Правде“ была чудесная фраза: „. Она поднялась и ушла за перегородку и долго там ласкала тихим стеклянным перезвоном праздничную посуду…“ – А Вы так не умеете! Мы оба Вас обнимаем и очень хотим видеть.
Целую. Ваша
Дорогая Валмихо!
Очень скучно, что Вы с П. Л. вздумали соревноваться, кто больше будет болеть в это лето.
А как же дача?
Как Переделкино, есть ли надежда?
Звоните мне, а то я уже и не знаю, какой я гоголевский
герой.
Собакевич? Коробочка? Манилов?
Целую».
Дорогой друг, Валентина Михайловна, хочу написать Вам первые впечатления. Париж – тот же чудесный в дымке город, и еще прекраснее со светлыми зданиями. Они все чуть разные – желтоватые, розоватые, охристые, но светлые. Вся архитектура подчеркнута, и когда видишь старый темный дом, то понимаешь, как хорошо, что Париж во многих местах светлый и не такой белый, как Sacre-Coeur, а светлый, живой. Кругом, куда мы прилетели, стоят наши Черемушки. Не отличить от Москвы, и даже пятиэтажные дома такая же дрянь, и уже полинявшая. Но старый Париж встречает, как будто я была здесь вчера. Те же бистро, те же кафе, все на улице, но есть одно
Много фруктов и зелени, и очень живописно на улицах. Девки – прямо прелесть, мальчики с длинными волосами и все прочее…»
…Как бы мы с Вами здесь походили! Вспоминаю Вас на каждом шагу. До чего же здесь хорошо знаменитым художникам. Сейчас выставка Шагала в Ментоне, Miro в Fondation Maeght, Musee Matisse, файенс Пикассо, да разве перечислить все. Мне было очень красиво у Leger, это так хорошо сделано, но мне казалось, что он стоит где-то на просторе, а на самом деле окружен виллами, домами, садами, только сам просто от всего отгорожен соснами и кипарисами. Вдали крошечные городки на вершинах холмов, всюду маслины, еще дальше горы. Было сырое лето, и все еще ярко-зеленое. До чего хороши мозаики Leger и великолепны его керамики. Музей небольшой, но очень ярко характеризует Leger. Когда входишь, то против входа один из его витражей, а в дальних залах ковры и tapisseries[182]
. Наверху (только два этажа) картины разных времен, рисунки. Очень хорошо висят на светло-серых стенах. Сейчас это все подарено Франции Musee National.