Капица. Воспоминания и письма

Сегодня вечером получила твое письмо, дорогой мой Анечек, очень была рада. Ты мне потом пришли план вашего нового дома. Я нахожу, что у вас будет слишком много комнат и его будет трудно обмеблировать, но можно постепенно. Ты познакомилась с Резерфордом, а с его женой? Ведь ты должна ей понравиться в противовес Пете, он говорил, что она его не слишком любит. <…> Посылаю тебе письмо Боткиных. Видишь, как они изменили взгляды после моего письма. (Мария Павловна Боткина (урожд. Третьякова) и ее муж Сергей Александрович были очень близки с семьей Крыловых еще в Петербурге. Тесная дружба продолжалась и в эмиграции, хотя жили они в разных местах. Боткины обосновались в Италии в Сан-Ремо. Когда Елизавета Дмитриевна пишет о перемене взглядов, то она имеет в виду, что многие их знакомые эмигранты достаточно жестко восприняли брак Анны Алексеевны и принятие ею в этой связи советского гражданства. – Е. К.) <…> Я очень хочу осенью быть в Италии, хочу быть в Бари у Св. Николая Чудотворца и, конечно, заехать к Боткиным. <…> Ты не просматриваешь моих писем и не отвечаешь на вопросы. Как твое и Петино здоровье, как проходит ваш день? Опиши. <…> Как я стала далеко от тебя. Я очень занята, не скучаю и хорошо живу одна, но хотела бы, чтоб у нас была сердечная связь, чтобы она не оборвалась…»

«1 июня 1927 г., Париж

…Как я рада, что ты уже ходишь в библиотеку, как я хочу, чтобы ты занималась. А теперь совсем о другом: есть ли у тебя плечики, чтобы вешать все платья, иначе испортишь платья. Напиши, в каких ты была платьях и идут ли они к тебе…»

«2 июня 1927 г., Париж

…Я с большой печалью прочла о смерти Кустодиева, думала, что для Пети это большое огорчение и тебе так хотелось с ним познакомиться. Напечатано было только две строчки, и пока ничего не появилось в газетах. <…>

Вот какое у вас большое знакомство, уж очень рассеянную жизнь вы ведете, все по гостям. Петя-то в лаборатории, а ты после завтрака вместо библиотеки – в гости! А заниматься-то когда серьезно! А что дома читаешь? Я-то все диссертацию жду. Как твои успехи в английском языке, лучше или еще не заметно? Напиши англичанке о себе, она, может быть, все ждет тебя с уроками. Да она так тебя любила (живя в Париже, Анна Алексеевна брала уроки английского языка. – Е. К.). <…>

Очень трогательно, что вам все дарят, и даже 20 фунтов пастор подарил. Вот письменный стол и готов, и пастору будет приятно, что Петины умные работы будут на нем писаться. А ты не скучаешь, когда Пети нет, когда он в лаборатории или обедает не дома? А что ты готовишь? Напиши и меню.

Мне нравится, что тот, который подарил гравюры, ничего не говорит, а только улыбается, кто же говорит-то? Ты, что ли? Какая же гравюра с одной собакой, да еще футуристической, это просто гадость, по-моему. <…> Какие газеты вы читаете? Русские есть?..»

«9 июня 1927 г., Париж

… Куда ни приду, разговор все о тебе, всех ты пленила. А как в Кембридже, тоже ты нравишься? <…> Папу не вижу, но написала ему, что вы переезжаете на новую квартиру и что нужно покупать мебель, чтоб он послал тебе, как хотел. <…> Посылаю тебе открытку от немца[35]. Он все по горам лазит.

Прошлый год вы все вшестером на Монблане были и как восхищались. Слава Богу, что сердце выдержало такой подъем.

Какая у вас погода? У нас были грозы и ливни. Потом холод и дождь. Сегодня тепло. В это воскресенье праздник Св. Троицы и в понедельник Св. Духа, я говею. <…>

Я здорова, занята и живу хорошо, не скучаю. Пиши мне, мой кротик, обо всем. Здоровы ли вы. Ведь я не могу уже потрогать твой лобик, чтоб узнать, нет ли жара!»

«18 июня 1927 г., Париж

Дорогие мои Петя и Аня, письмо Петино меня очень взволновало. И ждала я этого извещения, и все же взволновалась. Как только взяла конверт, подписанный Петиной рукой, так уже почувствовала, что что-то есть серьезное. Открываю его с волнением, и вот оно ожиданное-неожиданное. Ну что же, будем бодро ждать радостного события. Начинается для вас обоих новый период жизни, и для Ани кончилось беспечное время. Зато радость материнства так велика, что за все вознаградит.

Вот жаль, что Анек себя плохо чувствует. Но как это ни странно, но с этим надо бороться, надо очень бодриться, вести обычный образ жизни и не поддаваться. Это трудно, но все-таки надо. Со мной было так, что я совсем плохо себя чувствовала, и вдруг получаю письмо от мужа, который был в Париже, что он соскучился и чтоб я приезжала. В три дня я совершенно поправилась от радости и сейчас же выехала. 200 верст на лошадях проехала (я была у бабушки в имении) до Пензы, потом весь путь до Парижа без остановки. И в Париже была здорова, и потом ездили в Гавр, где я тонула, и купалась в Трувиле, и все прошло. <…>

Вы спрашиваете, чувствую ли я себя одинокой, нет. Я так рада вашему с Аней счастью, что другого мне ничего не надо, и к Вам, Петя, я Аню не ревную. Пусть она любит вас гораздо больше меня, а я буду любить и ее, и Вас, и внучку, вот и сравняемся…»