Капитуляция

Молодой солдат даже присвистнул от неожиданности. Мысль эта была такой внезапной и сильной, что он подумал: может быть, у русских все не так, как ему твердили, и он почувствовал искушение заглянуть в незнакомый мир. И тут же он почувствовал, как в нем оживает все его прежнее внутреннее сопротивление: предвзятость, сомнения, страхи, пугающие слухи. Он ощутил, что снова впадает в то мучительное состояние, при котором не может ни на что решиться. "Я хочу, чтобы все кончилось. Пусть ужасный конец, но конец!" - подумал он и сразу отбросил все сомнения. Он сказал со страстью, которую породила внезапная решимость броситься в неизвестное: "Да, я хочу. Я хочу перебежать к ним. Я хочу узнать тот, другой мир. Да, я этого хочу. Они тоже люди. Я перейду к ним добровольно: они сумеют это оценить. Я хочу к ним".

Он огляделся, словно прощаясь с тем миром, в котором жил прежде. Темная зелень леса была неподвижной: лес казался стеной с острыми, дрожащими зубцами под чистым синим небом, по которому плыли кудрявые снежные облачка. "Овечки, - подумал он, - милые, безобидные овечки". Он вздохнул. Гдето далеко стучал дятел. Молодой солдат, повернувшись спиной к дальнему лесу, стал спускаться по склону, поросшему лиственницами. Когда он проползал мимо своей ямы, он подумал: "Вдруг русские уже за моей спиной?" Он не знал, где они. Он не оборачивался. Он напряженно смотрел прямо перед собой на зеленые замшелые камни, на свисающий пышный мох, по которому бесшумно скользила его тень. "Сразу к русским я не пойду, - подумал он, огляжусь вначале".

Он спускался вниз нерешительно. "А хорошо бы, - подумал он, - быстро спуститься на дорогу и просто удрать, как-нибудь я проберусь мимо них!"

"Трус! - выругал он сам себя. - Какой трус!"

Внезапно он понял, что русские уже стоят у него за спиной. "Нет, не могу перебежать к ним, мне страшно", - подумал он. И вдруг он почувствовал резкую удушающую хватку на шее, что-то жесткое резко сдавило ему горло, не давая дышать. Он за что-то зацепился веревкой. Только теперь он заметил, что у него на шее все время оставалась петля-удавка, сейчас ее конец запутался между сучьями или камнями и остановил его. Это были не мысли, а ощущения - невозможно дышать, серая пелена застилает глаза, в гортани непереносимая боль. "Вот так и умирают?" - пронеслось в его сознании, и тут перед его глазами на волне резкого света всплыло лицо - старик с багрово-синим, набухшим лицом, с перекошенным ртом, с развевающейся седой бородой. Он увидел лицо старика и сразу почувствовал запахи едкого дыма, чад горящих домов, обугливающейся одежды, паленого мяса, и вместе с этими запахами в памяти всплыла бесконечная равнина, покрытая хлебами, и утонувшая в полях деревушка с колодезным журавлем, с подсолнухами, с белыми до голубизны домиками, с простреленными гипсовыми фигурами поющих детей перед разрушенным зданием школы.

"Константинове! - пронеслось в памяти солдата. - Константинове. Украина. Отступление. Приказ о выжженной земле. Выжженная земля. Старик вышел из своей хаты и погрозил нам кулаком. Старик с седой бородой. Приказ - повесить..."

- А-а-а! - закричал молодой солдат. А старик придвинулся к нему и поднял кулак. - Я не виноват, я тебя пальцем не тронул, я не виноват! пробормотал молодой солдат, но не услышал собственного голоса. - Я не виноват, я не виноват! - безмолвно вопило его сердце, но он сам больше не верил своему сердцу. Замирая от ужаса, он видел, как к нему по воздуху приближаются мстители. И первым был повешенный старик, а за ним аллея ни в чем не повинных деревьев: их ветки согнулись под тяжестью повешенных, их тела раскачивались и ударялись друг о друга, как колокола, бесконечный, гудящий набатом лес двигался на него, а за этим лесом шагала армия мстителей, и хриплым от ярости было ее дыхание, и от медного грохота ее литавр рушились стены городов. И старик показал на молодого солдата, и русские солдаты бросились на него, и их руки схватили его железной хваткой за горло и вдавили его горло в готовое разорваться сердце. Солдат вырвался изо всех сил - это его ослабевшие руки чуть расширили удавку на шее. Он поднялся на цыпочки, откинул шею назад с такой силой, что у него затрещали позвонки, и так, чуть увеличив просвет между веревкой и гортанью, он сумел левой рукой придержать веревку и свободной правой рукой схватить веревку, которая висела у него сзади на шее, и изо всех сил несколько раз дернуть за нее. Веревка надорвалась, но осталась целой. Тогда, придерживая веревку рукой, солдат, пятясь, взобрался немного вверх по склону, и веревка обвисла и отцепилась, и, шурша и извиваясь, как змея, заскользила сквозь листву кустов. Солдат мгновенно расширил петлю на шее и, обливаясь потом, побежал вверх по склону.