Капкан

Мужчина сглатывает, и наконец-то молча кивает.

— Кэш? — зовет Ремеди.

Взгляд пьяного мужчины скользит к ней, стоящей позади меня, и я отпускаю его, позволяя ему упасть на землю. Я поворачиваюсь к ней лицом, в то время как пьяный мужчина поспешно уходит.

Ремеди поднимает два бокала. Мохито для нее и скотч для меня. Я хватаю его, благодаря ее, но пока не делаю ни глотка.

— Что случилось? — спрашивает она, и ее голос полон понимания.

— Пьяный мудак. — говорю я.

Больше об этом нечего сказать.

— Итак, я познакомился с твоей матерью, но как насчет твоего отца? Где он?

Я также могу убить ее биологического отца. Черт возьми, мне нужно поскорее кого-нибудь убить. Давление в моих костях нарастает. Ее взгляд останавливается на воде, плещущейся под нами.

— Мой настоящий отец умер, когда я была маленькой. — говорит она.

Я знаю это. В этой истории есть еще кое-что, но я могу сказать, что она не хочет делиться этим прямо сейчас.

— А твой отчим? — спрашиваю.

— Я не разговаривала с ним после развода.

Она смотрит на воду так, словно видит видения из своего прошлого, тонущего в темноте. И по какой-то причине, когда я вижу ее такой, мое сердце учащенно бьется, как будто я знаю, каково это. Но я ничего не делаю.

Ее боль — это ее боль, а моя — это моя боль.

Вы можете понять, как это больно, но вы никогда не сможете узнать, каково это на самом деле. Но я не могу удержаться и кладу руку ей на поясницу. Я хочу, чтобы она знала, что я все еще здесь ради нее.

— Ты можешь рассказать мне. — говорю я тихим голосом.

Она отказывается смотреть на меня.

— Ты все еще будешь хотеть меня? — спрашивает она, и ее голос доносится до океана внизу.

— Да.

Она выпивает половину своего мохито.

— Раньше он прикасался ко мне. Под моей пижамой. После того, как я приняла душ. Это всегда было нежно, понимаешь? Он заставлял меня чувствовать себя хорошо. Но я знала, что это неправильно, и чувствовала себя такой виноватой. Каждый раз, когда я просила его остановиться, он напоминал мне, что не причиняет мне боли. Он не был груб. Как будто у меня не было никакой силы. И он заставил меня сказать вслух, что это не больно. Потом он убедил меня сказать, что мне это тоже понравилось.

Моя голова раскалывается, вспышки света размывают границы моего зрения.

— И никто не знал? — спрашиваю я.

— Однажды я пыталась рассказать своей маме. Но она мне не поверила, и когда мой сводный брат Броуди подслушал, он сказал, что убьет меня, если я скажу, что его отец снова сделал что-нибудь подобное. И ты знаешь, Броуди тоже причинял мне боль, но я могла справиться с этой болью. Это было легче переварить. С этим легче разобраться. Но мой отчим? Он никогда не останавливался, пока не кончал. И я чувствовала, что не могу никому рассказать, понимаешь? Зачем пытаться устроить кому-то неприятности, если технически они никогда не причиняли тебе вреда?

Ярость закипает внутри меня, ощущение покалывания, от которого чешется кожа головы. Я буду первым, кто признает, что постоянно злоупотребляет своей властью над другими, включая Ремеди.

Я причинил Ремеди боль, точно так же, как это сделал ее сводный брат. И, честно говоря, меня не волнует, что ее отчим исказил ее чувство здоровой привязанности, потому что это случилось и со мной. Это дает нам понимание друг друга.

Мне не чужда такая гребаная "любовь"

.

Что меня больше всего бесит, так это то, что ее отчим использовал такие связи, как семейные, заставляя ее поверить, что все в порядке. Он использовал это, чтобы заглушить страсть внутри нее. И это убивает меня.

Ты не можешь выбрать свою семью. Они бросают тебя или уничтожают. А семья Ремеди? Они погубили ее. Вода плещется о каменный барьер, обрамляющий ресторан, а лунный свет освещает неспокойные волны. Слеза стекает по щеке Ремеди, исчезая в темноте.

Я обнимаю ее одной рукой, притягивая ближе к себе. От нее исходит сладкий запах, смешанный с океанской солью. Предполагается, что я подставлю ее или убью, но все, чего я хочу, — это уничтожить любого, кто когда-либо причинил ей боль. Я единственный, кто причиняет боль моему маленькому лекарству.

— Что было дальше? — спрашиваю я.

— Я рассказала Дженне. И хотя моя мама мне не поверила, Дженна поверила, и она помогла убедить мою маму. Это было так глупо. Как моя мать могла поверить моей лучшей подруге, но не мне? Как будто она мне не доверяла. Черт возьми. — она обхватывает себя рукой за живот. — Меня до сих пор тошнит даже от одной мысли об этом.

Я сжимаю стакан скотча так крепко, что он чуть ли не трескается у меня в руке. Я бы позволил стеклу разрезать мои вены, но мне нужно услышать историю Ремеди. Мне нужно, чтобы она доверяла мне, и это включает в себя слушать ее.

Таким образом, я тоже смогу уничтожить ее. Но дело не только в этом. Я хочу впитать в себя каждую кровавую подробность, чтобы я мог убить их всех.

— Кто-то вроде него заслуживает смерти. — говорю я, гнев сквозит в каждом моем слове.