Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

И, хотя никому из них совсем не хотелось покидать веселого бала, они, сопровождаемые взглядами всего зала, пошли вон. На пороге Пушкин обернулся, чтобы взглядом проститься с Сашей, но глаза его нечаянно встретили взгляд Наташи, которая, чуть-чуть, очаровательно кося, смотрела на него из-за веера. Она смутилась, потупила глаза, а Пушкин с деланным равнодушием вслед за приятелями спустился в швейцарскую… Еще несколько минут, и бешеная тройка пегих Соболевского – ее знала вся Москва – понесла приятелей темными улицами к цыганам…

Аккуратный Бенкендорф в очередном всеподданнейшем докладе его величеству сообщил, между прочим:

«…Пушкин автор в Москве и всюду говорит о Вашем Величестве с благодарностью и глубочайшей преданностью. За ним все-таки следят внимательно…»

Вырвавшийся из деревенского заточения Пушкин со всей своей неуемной страстью погрузился в светскую жизнь Москвы. Его появление в Первопрестольной вызвало волнение во всем обществе. Он вошел в моду. Его зазывали во все салоны, где он с большим успехом читал своего «Онегина» и «Бориса Годунова». На одном из таких вечеров он познакомился с польским поэтом Адамом Мицкевичем, высланным из Польши, с которым у него сложились теплые дружеские отношения.

Чаще всего Пушкин в Москве общался со своим приятелем Соболевским.

Сергей Александрович Соболевский – внебрачный сын екатерининского вельможи Соймонова. Он был на четыре года моложе Пушкина, но успел уже занять почетное место среди золотой молодежи Москвы. Он блестяще кончил образование и латинским языком владел настолько, что свободно мог переводить на него карамзинскую «Историю Государства Российского».

В короткое время он на всю Москву прославился своими любовными похождениями. Пушкин звал своего молодого друга Калибаном, Фальстафом, а то и просто обжорой и даже животным. Ни такими эпитетами, ни такими качествами тогда не оскорблялись и прославляли их даже в стихах – до сих пор сохранилась меткая эпиграмма Соболевского на брата Пушкина, Льва:

Наш приятель, Пушкин Лев,Не лишен рассудка,Но с шампанским жирный плов

И с груздями уткаНам докажут лучше слов,Что он более здоровСилою желудка!..

Тем не менее литературная братия высоко ценила Соболевского. Грибоедов, Баратынский, Дельвиг читали ему свои произведения и дорожили его советами. Пушкин посвящал его во все свои дела, и иногда случалось в трудную минуту, за неимением свободных денег, Соболевский давал ему для заклада свое столовое серебро…

Будучи в Москве, Пушкин не мог не посетить своего давнего друга П. Чаадаева, любомудра и философа…

Чаадаев жил на Новой Басманной, во флигеле у Левашевых. Медный звонок под нетерпеливой рукой Пушкина разорвал тишину чаадаевской квартиры. Никита, лакей, почтенный человек с седыми бачками, в зеленом переднике и мягких туфлях, – барин не любил никакого шума – нахмурился на невежливый звонок и приоткрыл дверь. Увидев Пушкина, он учтиво улыбнулся и посторонился.

– Дома? Здоров?

– Пожалуйте, сударь… Вас приказано принимать всегда…

Одна из дверей, выходивших в переднюю, осторожно приотворилась, и выглянуло бледное, точно мертвое лицо с холодными, серо-голубыми глазами. И слабая улыбка скользнула по тонким губам…

– Наконец-то!

Пушкин сбросил на руки Никиты шинель и кинулся к старому другу на шею.

Они познакомились лет десять тому назад в Царском Селе, у Карамзиных. Тогда Пушкин был лицеистом последнего курса, а Чаадаев – лейб-гусаром. И они подружились, хотя и трудно было придумать людей более несхожих, чем Пушкин и Чаадаев. Пушкин был огонь, порыв и неожиданность даже для самого себя, а Чаадаева Соболевский презрительно звал импотентом в самом широком смысле этого слова.

– Ну, проходи, проходи… – обняв друга за талию, своим слабым голосом говорил Чаадаев, пропуская гостя в кабинет. – Я ужасно рад тебя видеть…

Кабинет был в два больших окна, выходивших в старый, теперь занесенный снегом сад. Первое впечатление от кабинета было гнетущее. Весь стол был завален книгами. Многочисленные закладки между страницами показывали, что книги внимательно изучались.

Друзья, отступив, долго и внимательно ласковыми глазами осматривали один другого…