Капкан для Бешеной

Вот теперь Даша могла ручаться, что тень брезгливого превосходства в его голосе – не наигранная. Слишком глубоко это превосходство сидело в сознании, оно-то было неподдельным…

– Ну да, – сказала она тихо. – Как же, наслышаны. Ежели целиться из винтовочки не в человека, а в классовый факт, получается совсем легко…

– Даша…

– Понимаешь ли, я – российский мент, а не шантарский. Из этого и будем исходить.

Он порывисто встал:

– Даша, давай серьезно…

– Хватит, – сказала она твердо. – Рыцарем без страха и упрека ты, увы, не стал, любовь моя… Слышал такую песенку? Интересно, у тебя хватит благородства приказать, чтобы мне в затылок пальнули? Жалко личико, говорят, смазливое…

– Да брось ты, – сказал он досадливо, подойдя вплотную. – При любом исходе жизни твоей ничего не грозит. Что до прочего… Не могу я тебя уговаривать, как малого ребеночка, тем более, что ты не дура. Однако и я – не Андрий Тарасович Бульба. Ты прелесть, но у мужика есть вещи посерьезнее – обязательства перед командой, например…

– Прекрасно, – сказала она, выпрямившись. – Классический разрыв, а? Все кончено, меж нами связи нет…

Прислушалась к себе, но не ощутила ничего, кроме смертной тоски, относившейся даже не к конкретным людям, а к нашей жизни, неистощимой на поганые сюрпризы и разочарования.

А то, что она оказалась способна предвидеть многое наперед, утешить никак не могло. Не тот случай. Никого этим не вернешь.

Она сняла с пальцев все три кольца, медленно, не суетясь, вынула из ушей сережки, расстегнув крохотный замочек, сняла с шеи цепочку. Собрав золото в горсть, аккуратно высыпала его на столик.

– Дашенька, это уже ребячество, – сказал Роман без улыбки, дернув плечом. – В конце-то концов, побрякушки куплены не из «мятежного фонда», а на мои собственные…

– Принцип есть принцип, – ответила она, забирая сумочку со стула.

На губах у него заиграла подначивающая улыбка:

– Если доводить принцип до логического конца, надо и про платье вспомнить…

– Ах да, я и забыла, – сказала она спокойно, стянула платье через голову, причесалась и направилась к двери.

Он выдержал марку до конца – не кинулся вслед, промолчал. Столкнулись две индивидуальности, металлически лязгая и сыпя ворохами искр.

Вообще-то, и здесь через пару часиков после полуночи происходили самые эпатирующие сцены. А потому никто особенно и не удивился в силу воспитанности, завидев, как по коридору, с независимым видом постукивая каблучками и сохраняя на лице полнейшую бесстрастность, шествует вполне трезвая рыжая красотка, декорированная лишь чулками и двумя полосочками алых кружев. Встречная пара с ней разминулась, отчаянно пытаясь уберечь на лицах столь же светскую невозмутимость. Отдельные индивидуумы, правда, машинально проводили взглядами. Зато гардеробщик подал ей пальто и шапку с отрешенностью английского дворецкого прошлого века.

На улице посвистывал ветерок, особенно противный после добровольного ухода из Эдема. Она подняла воротник, торопливо прошла до перекрестка, перебежала на другую сторону под носом у приземистой иномарки. Направилась к огромному, на полквартала, помпезнейшему зданию управления железной дороги, возведенному во времена архитектурных выкрутасов в стиле «поздний вампир Великого Вождя».

Машина, конечно же, была на месте. Искать там бомбу в лучших традициях жанра не стоило.

На душе остервенело скребли кошки, но глаза были совершенно сухими.

Глава двадцать пятая

Денек под знаком Шекспира

Самой простой проблемой из тех, что ей предстояло решить наутро, оказался бойфренд Федя. Вернувшись ночью домой, Даша застала его почти в той же позе, заботливо раздела, в два счета приготовила реквизит завтрашнего спектакля и улеглась рядом, почти сразу же провалившись в сон без особых кошмаров.

Ночь, как и следовало ожидать, прошла спокойно – никто не швырял бомб в окна, не стрелял и не звонил в дверь. Она проснулась минут за двадцать до трезвона будильника, сварила кофе и принялась расталкивать любящего напарника.

Он проснулся с превеликим трудом, сел в постели, обеими руками придерживая голову – явно гудевшую. Даша присела рядом и без особых угрызений совести погладила по голове:

– Отличился, чадушко?

– Это что ж такое? – простонал он, собирая мысли. – Полный абзац котенку…

– Ты что последнее помнишь? – поинтересовалась она вкрадчиво.

– Выпил – и отрубился.

– Вот то-то, – покачала она головой.

– Я ж одну-единственную рюмаху…

– Это, милый, твое последнее трезвое воспоминание… – изо всех сил сохраняя на лице бесстрастие, сообщила она. – Остальные рюмахи прошли соколом, ты развеселился, воодушевился, долго мне повествовал, что еще найдешь их всех и по стенке размажешь, а то и в Шантаре перетопишь…

Он покосился по сторонам, стараясь не шевелить головой. Однако Даша постаралась на совесть – рядом, на столике, красовались две пустых бутылки, одна стояла, другая лежала, тут же на блюдечках – остатки скудной закуски, кое-где живописно украшенные окурками. Картина была обычной для России и весьма убедительной.

– Я ж не курил…