– Бить детей, стрелять в них – отвратительно!
– А бить женщин? Вы разве не видели, что этот мальчишка пытался ударить меня, а потом угрожал ножом?
– Но ведь не ударил!
– А вы бы хотели, чтобы я ему позволила?
– Послушайте, мадам! – вступила в разговор старушенция с дребезжащим голосом, сидевшая позади меня. – Вы сказали, что не любите, когда бьют людей, но сами ударили мальчика!
Удивление во мне смешивалось с яростью. Такова благодарность этих буржуа за то, что я удалила хулиганов и вымогателей из вагона!
– Хорошо, сударыня! – кивнула я ей. – И вы, сударь! – бросила я взгляд на старика. – Обещаю вам, что если здесь появится ещё такая компания, начнёт вымогать у вас деньги и избивать, я и пальцем не шевельну – конечно, при условии, что не тронут меня. Пусть вас хоть убьют!
Пассажиры заволновались:
– Вы неправы, мадам! Каждый должен помогать ближним!
– Вот и помогайте! Где вы были, когда мальчишка ударил того господина? – я бесцеремонно ткнула пальцем в сторону своего первого оппонента.
– Вы сотрудница полиции, вы обязаны были вмешаться!
– Объясните это им, а не мне! И я не сотрудница полиции, а частный детектив! Вы разницу понимаете?
– Нет. В чём разница?
– Я никому не обязана!
– Мадам, вы же не француженка? – неожиданно воспрянул духом старик, получивший оплеуху.
– Нет, а что?
– Вы русская?
– Да. Есть проблема?
– Почему вы так суровы к другим иммигрантам? Вы не любите арабов?
– Этот же вопрос задавал мне парень, угрожавший ножом. Я ему ответила. Вы не слышали?
– Мадам, Франция – христианская страна. У нас принято милосердие к слабым.
От неожиданности аргумента я рассмеялась.
– И кто же тут слабый – хулиган с ножом? Вымогатели?
– Дети!
– Хватит! – сердито выкрикнула я. – Это лицемерие! Христианская Франция предала Жанну Дарк! Устроила процесс Дрейфуса! Выдала своих граждан-евреев Гитлеру! Бомбила Белград, а потом покрывала исламистов, когда они торговали человеческими органами!
Наступило зловещее молчание.
– Мадам, вы оскорбили всех нас, – недовольно подрагивая усами, сухо заявил старик.
– В чём именно? Ваши сограждане не предали Жанну Дарк и евреев?
– Это было давно!
– А с тех пор что-нибудь изменилось? Бомбардировки Сербии – всего несколько лет назад! Ваши войска и теперь стоят в Косово!
– Вы слишком восприимчивы к российской пропаганде!
– А вы – к американской и исламистской! За что ваша страна воевала в Югославии?
– Там был геноцид!
– После того, как туда вошли ваши войска! Вы позволили исламистам убивать мирных сербов, женщин и детей, и торговать их органами!
– Мадам, на войне невозможно обойтись без жертв!
– То есть вы признаёте, что война там началась из-за прихода вашей армии?
В вагоне воцарилось напряжённое молчание. Я поняла, что высказалась не вполне логично, но на удивление убедительно. Впрочем, ясно же, что они со мной всё равно не согласятся.
– Президента Милошевича осудили в Гааге!
– Что, простите? Может, скажете, какой приговор ему вынесли? – со смесью ехидства и ярости в голосе отпарировала я.
– Милошевич умер в тюрьме, – негромко изрекла старушенция, ни к кому не обращаясь. Старик закашлялся, а затем озадаченно произнёс:
– Вот именно! А то бы его осудили!
– Мадам, вернёмся к нашим баранам, – вступил в разговор третий пассажир, лет сорока, в чёрном пальто и шляпе, которая вряд ли защищала от мороза. – Вам объяснили, что вы не должны были бить детей. Вот и всё.
– А я уже сказала, что если сейчас в вагон войдут такие же «дети» и начнут грабить и избивать вас всех, я и пальцем не пошевелю, – ледяным голосом ответила я. – В конце концов, я и не обязана. Тут предостаточно мужчин, которые намочили штаны при виде хулиганов, а теперь пытаются доказать свою смелость, нападая на слабую женщину.
Снова воцарилась пауза. Я даже подумала, что разговор исчерпан.
– Зачем вы так, мадам? – недовольно пробормотала старушенция. – На вас никто не нападает.
– О, да, вы меня так благодарите за то, что я вас защитила! Ваши предки отблагодарили Жанну Дарк совсем иначе, костром, так что прогресс налицо! – пустила я ядовитую стрелу.
– Её признали святой, – негромко произнёс сорокалетний мужчина, то ли возражая мне, то ли просто так.
– Надеюсь, меня святой не признают. Мне это ни к чему. Я предпочитаю просто жить нормально и спокойно. Впрочем, и Жанна предпочитала.
– Однако она разжигала войну! – негромко, но патетически заметила старушенция.
– Да будет мир! – изрекла я. – И пусть хулиганы и убийцы делают с вами что хотят!
На этом беседа завершилась. Весь оставшийся путь до Брюсселя мы проехали в гробовом молчании.
Наверное, я очень непоследовательна. Уж как утром ругала мысленно Майкла и зарекалась иметь с ним дело, но… наступил вечер, и вдруг я поняла с изумлением, что он снова обнимает меня. Более того, я обнимаю его. Мы целуем друг друга, сидя у меня на постели… Майкл снимает с меня платье… А как же моя решимость? Он Шариков или нет? Неужели всё дело в том, что он прекрасно вёл меня во время танцев? Ох уж эти танцы, никогда не думала, что займусь ими всерьёз и втянусь.
– Майкл, ты любишь меня?