Капля воды - крупица золота

— И как баям от вас доставалось!

Артык успокаивающе поднял руку и, дождавшись тишины, сказал:

— Обо всем этом книга написана[1].

Ребята дружно закричали:

— Мы читали, читали!..

А совсем крохотный мальчуган солидно заявил:

— Артык-ага, разве вы не знаете пословицы: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Артык еле удержался от улыбки. А ребята засыпали его вопросами:

— Артык-ага, а что стало с Чары Чаманом?

— А где сейчас Эзиз-хан и Халназар-бай?

— А Иван-ага жив?

— А ваш Мелегуш — это тот самый, про которого в книге написано?

Раздался смех. Сосед паренька, задавшего последний вопрос, толкнул его локтем:

— Ты что, спятил? Разве конь может жить так долго?

— А почему не может? Артык-ага и Мелегуш еще сто лет проживут! Ведь учитель говорил, что герои — бессмертны.

— Это Мелегуш — герой?

— А то нет! Ведь Артык-ага называет его: мой друг, мои крылья…

Артыку нужно было спешить, и он решил положить конец и расспросам, и пререканиям:

— Тише, тише, ребятки!.. Я охотно удовлетворил бы ваше любопытство, да недосуг мне сейчас. Меня дела ждут, вас — уроки. Но даю вам честное пионерское: я договорюсь с вашими учителями, в ближайшие же дни приду в школу и тогда отвечу на все ваши вопросы. Устраивает вас это?

— Устраивает, устраивает!

— Еще как устраивает!

— Спасибо, Артык-ага!

Заливистый звонок позвал ребят в классы. Стаей куропаток, вспугнутых выстрелом, они кинулись к школьному входу. И снова, как в начале перемены, в дверях возникла веселая толчея.

Артык проводил ребят теплым, задумчивым взглядом. Как быстро идет время, неузнаваемо меняя все вокруг! Не так-то уж давно и сам Артык был мальчишкой и считал тогда, что родился в черные годы. А эти школьники, его внуки, — хозяева новых, ясных дней! И сорока лет не прошло, как одна эпоха сменилась другой. Долгая ночь — вечным безоблачным утром!..

«Если мне хоть краешком глаза доведется еще увидеть, как животворная влага досыта напоит родные бескрайние степи, то можно и помереть спокойно. Но лучше все-таки жить — чувствуя себя совсем счастливым! "

Так подумал Артык и двинулся дальше, теперь уже более бодрым, быстрым шагом, будто торопясь навстречу своей мечте.

Глава вторая

В ЛЕНИНСКОМ СКВЕРЕ

ремя близилось к полуночи. Луна заливала Ленинский сквер, расположенный в центре

Ашхабада, призрачным светом. Сквер уже опустел, лишь изредка пересекали его прохожие, спешившие, скорее всего, домой.

И странно было видеть здесь в этакое-то время молодого, высокого мужчину, который, словно прогуливаясь, шагал по дорожке, ведущей к памятнику Ленину.

Он шел с опущенной головой, о чем-то задумавшись, и вздрогнул, как от удара током, когда его окликнули:

— Эй, Бабалы! Салом алейкум!

Мужчина поднял взгляд и увидел перед собой сутулого, мешковато одетого человека с крючковатым носом. Глаза у этого человека маслено блестели, весь вид выражал восторг— будто его несказанно обрадовала встреча с Бабалы.

Бабалы сухо ответил на приветствие:

— Здравствуй, Муррук-хан.

Он давно знал Муррука Гышшиева и относился к нему с нескрываемой неприязнью.

Муррук работал по хозяйственной части. Своим хищным носом он умел вынюхивать, где что плохо лежит, и пускал в ход свои загребущие лапы. Повадки у него, под стать носу, тоже были хищные, и однако ему всегда удавалось выходить сухим из воды. Даже когда он оказывался в положении кабана, обложенного охотниками, то все равно исхитрялся вывернуться, словно лисица, знающая тысячу уверток и способная ловко замести следы. Как-то он все же угодил за решетку, но кто-то вытянул его оттуда, как волос из теста. Вскоре Муррук уже разворовывал народное добро в другом месте. Сейчас же, как слышал Бабалы, он выступал в роли работника водного хозяйства.

Узнавая о новых «похождениях» Муррука, Бабалы недоумевал: как, даже попавшись, он умудрялся отделываться легким испугом? Ну, были у него высокие покровители, которых он, видимо, вполне устраивал — тем, что и ублажал их, и угождал им. Так ведь и покровители, выручая явного жулика, шли на определенный риск… Нет, думал Бабалы, не только в них дело, а еще и в том, что слишком мы порой либеральничаем с этакими вот ловчилами. И вместо того чтобы отправить их на скамью подсудимых, ограничиваемся освобождением от работы или выговором по партийной линии. Прочтешь иной фельетон в газете — волосы дыбом встают: человек грубо, преднамеренно нарушил закон, а ему — выговор. «Меры приняты…»

Сам-то он хорош: ему бы пройти мимо, не подав Мурруку руки, а он стоит, разговаривает с ним, как с порядочным… Что поделаешь: не осужден не вор. Ныне старая поговорка, видно, так должна звучать…

Муррук изучающе смотрел на Бабалы:

— Что это ты поделываешь тут, глядя на ночь.

Бабалы насмешливо осведомился:

— А что, разве для прогулок в сквере установлены определенные сроки: от такого-то до такого-то времени?

— Хе-хе… Просто чудно как-то: бродишь тут ночью, один…

— Я не знал, что теперь предписано гулять лишь вдвоем или втроем.

— Все шутишь. А ты вспомни пословицу: одиночество отрадно лишь аллаху. Ты что, аллаху решил уподобиться? Не верю, не верю… Полагаю, ждешь кого-то?