Капризы Клио

Но внезапно все переменилось, и дело вновь стало неотложным. Елизавета поддалась давлению сватов и почти согласилась стать супругой эрцгерцога Карла, пообещав испанскому послу в течение нескольких дней дать определенный ответ.

Лорд Роберт почувствовал, что земля уходит из-под ног. Все его честолюбивые надежды грозили рухнуть. Ярость охватывала его, когда он видел, что физиономии Норфолка, Сассекса и остальных завистников и ненавистников становятся все насмешливее, ярость и ненависть к жене, которая, будь она неладна, все никак не отправится к праотцам. Не цепляйся она столь упорно за жизнь, он уже несколько месяцев был бы супругом королевы и не тяготился бы тревогой и ощущением опасности, которой чревата проволочка.

Нынче вечером та вольность, с которой королева продемонстрировала всему двору свою благосклонность к лорду Дадли, развеяла его недавние сомнения и страхи и утешила его непомерное тщеславие, поддержав уверенность, что ему нет нужды опасаться соперников. И… наполнила его душу бессильной яростью. Вот он, блистательный приз, до него рукой подать. Но руки-то связаны, и будут связаны, пока в Камноре живет та, другая женщина. Можно представить себе чувства лорда Дадли, когда он и королева украдкой, будто парочка самых заурядных любовников, покидали остальных гостей.

Держась за руки, они брели по выложенной камнем галерее, в которой под лампадой стоял, опираясь на пику, облаченный в багровый мундир с вышитой на спине золотой розой Тюдоров[165] часовой.

На высокой молодой королеве прекрасно смотрелось алое атласное платье с замысловатой серебряной вышивкой, отороченное по корсажу серебристым кружевом и усыпанное золотыми розочками и римским жемчугом. Глубокий вырез обнажал прелестную шею, украшенную ниточкой жемчуга и рубинов и обрамленную похожим на веер гипюровым воротником, очень высоким сзади. В таком виде она и предстала перед часовым, когда он заметил отблеск света на ее золотистых волосах. Лампада горела за спиной стражника, и он видел, что даже в поступи королевы чувствуется своенравный вызов: Елизавета ступала, чуть приподнимаясь на носках, откинув назад голову, с улыбкой глядя в смуглое лицо своего спутника, облаченного с головы до пят в атлас цвета слоновой кости и шествующего с элегантностью, какой не мог достичь ни один англичанин, кроме него.

По каменной галерее они подошли к маленькой террасе, нависавшей над Прайви-Степс. За рекой лежали Ламбетские болота, сияла низкая ущербная луна. По Темзе, весело блестя огоньками, проплывала какая-то баржа, с середины реки доносился звон лютни и голос поющего мальчика. На миг влюбленные застыли, очарованные прекрасным теплым сентябрьским вечером, так дивно соответствующим их настроению. Потом королева вздохнула и, теснее прильнув к высокой, крепкой фигуре лорда, повисла на его руке.

– Робин! Робин! – только и смогла выговорить она, но в голосе ее почувствовались страсть и томление, проскальзывали нотки восторга и боли.

Посчитав, что плод созрел, лорд обнял королеву одной рукой и привлек ее к себе. На миг ему показалось, что Елизавета сдалась: ее голова легла на его сильное, надежное плечо. Так женщина льнет к своему избраннику, своему повелителю. Но потом в ней проснулась королева, и природе пришлось уступить. Елизавета резко вырвалась из его объятий и отпрянула прочь, учащенно дыша.

– Бог свидетель, Робин, – проговорила она, – по-моему, прежде вы не допускали таких вольностей.

Однако лорд ничуть не смутился. Он привык к изменчивости ее настроений, к тому, что она жила как бы в двух ипостасях, унаследованных от упрямца отца и строптивой матери[166]. И был исполнен решимости любой ценой выжать из этого мгновения все, что можно. Ему не терпелось наконец-то избавиться от гнетущего напряжения.

– Вольности? Но ведь я порабощен, а не волен. Порабощен любовью и обожанием. Неужели вы отвергнете меня? Неужели?

– Не я, но судьба, – многозначительным тоном ответила Елизавета, и он понял, что она думает о хозяйке Камнора.

– Скоро судьба исправит собственные ошибки. Теперь уже очень скоро, – лорд взял ее за руку, и королева растаяла. Ее чопорность испарилась, и она не отняла ладонь. – А когда это случится, милая, я назову вас моей.

– Когда это случится, Робин? – едва ли не в страхе спросила королева. Казалось, внезапное ужасное подозрение овладело ее разумом. – Когда случится что? Что – это?

Он на миг замялся, подбирая слова, а Елизавета пристально и пытливо вглядывалась в его лицо, белевшее в сумерках.

– Когда эта бедная больная душа успокоится навеки, – сказал лорд наконец и добавил: – Уже скоро.

– Ты и прежде говорил так, Робин. Но этого не случилось.

– Она вцепилась в жизнь с упорством, совершенно невероятным для человека в ее состоянии, – объяснил лорд, не осознавая зловещей двусмысленности своих слов. – Но конец близок, я знаю. Это вопрос нескольких дней.