Капризы Клио

В «Карнавальной ночи» я повинен в довольно произвольном объяснении странного и внезапного превращения барона Бьелке из преданного друга и слуги короля Швеции Густава III в его злейшего врага. Моя гипотеза недоказуема, хотя дает возможное объяснение этой тайны.

Не думаю, что мне нужно оправдываться относительно рассказа «Ночь в Кёрк-о’Филде». Обстоятельства смерти милорда Дарнли очень долго считались одним из самых темных мест в истории. Их таинственность заключалась в том, что, когда дом Кёрка был разрушен взрывом, тело Дарнли вместе с телом его слуги было найдено на некотором удалении от дома, причем оба они были задушены. Выдвинутое мною объяснение, как мне кажется, не требует большой фантазии и прямо-таки лежит на поверхности.

В рассказе об Антонио Пересе («Ночь предательства») я позволил себе не так много вольностей, как может показаться. Я близко следовал его собственному сочинению «Relacion», которое, само по себе заслуживающее особого разбора, должно считаться одним из самых надежных документов. Я лишь изменил соотношение ценностей, придав в отличие от Переса большее значение личным мотивам за счет политических.

При этом я выделил особую роль отношений Переса с принцессой Эболи. «Ночь предательства» представлена в форме рассказа внутри рассказа. Эта история вымышлена лишь частично. Большая часть описанного там основана на изложенном в «Relacion».

За упомянутыми исключениями, я твердо придерживался правила ничего лишнего не придумывать в попытке облечь в плоть и одежды эти выбранные мною из истории несколько «скелетов».

Я должен добавить, однако, что в тех случаях, когда ученые не пришли к согласию относительно мотивов поступков моих персонажей, там, где факты противоречат друг другу или допускают несколько толкований, я сохранял за собой свободу выбора и уже не отходил потом от предпочтенного мною с самого начала варианта.

Р. С.

Лондон, август 1917 года.

Часть первая

НОЧИ ИСТОРИИ

I. НОЧЬ В ХОЛИРУДЕ

Убийство Давида Риццо

алая толика королевской крови в жилах милорда Дарнли давала ему право, в случае отсутствия других наследников, претендовать и на шотландский, и на английский престолы[1]. Недостатка в претендентах никогда не ощущалось, однако по прихоти судьбы королевский сан все-таки был ему уготован: Дарнли завладел шотландской короной, женившись на Марии Стюарт.

Ему не пришлось долго и упорно добиваться ее руки. Очарованная стройной грацией и почти женственной прелестью долговязого девятнадцатилетнего юноши (Мелвилл[2] однажды назвал его «женоликим»), молодая королева Шотландии сама проявила немалую настойчивость и, сломив сопротивление противников этого мезальянса, добилась своего бракосочетания с Дарнли. Но Марию ожидало скорое разочарование. Она вышла замуж в июле 1565 года, а уже к октябрю у нее не осталось никаких иллюзий: супруг оказался развращенным, тщеславным и трусливым юнцом. За обманчиво-обольстительной внешностью Аполлона не было ничего, кроме пустого сердца и недалекого ума.

Сводный брат Марии, граф Марри[3]

, с самого начала противился ее браку, хотя основанием для возражений ему служили, разумеется, не личные качества Дарнли, а его католическое вероисповедание. Собрав своих сторонников – Аргайла, Шателлеро, Гленкэрна и других протестантов, Марри восстал с оружием в руках против своего зятя и сюзерена. Мария оттеснила отряды мятежного брата за английскую границу, но в результате этих действий, предпринятых в защиту своего никчемного мужа, лишь посеяла первые семена супружеских разногласий. Дело в том, что во время подавления восстания отличился один высокородный головорез, граф Босуэлл[4]. Желая вознаградить его за преданную службу, а отчасти просто в знак доверия и благорасположения, королева пожаловала графу должность генерал-лейтенанта Восточного, Средней и Западной Марки[5] – должность, которой Дарнли добивался для своего отца – Леннокса.

Королева все же выполнила свое предсвадебное обещание и короновала Дарнли, однако изгнание мятежных лордов стало первым и последним общим предприятием венценосной четы. С этих пор между ними непрерывно росло отчуждение, и звезда Дарнли, едва успев взойти, пошла на закат.

Поначалу их величали «королем и королевой» или «его и ее величествами», но к Рождеству, спустя всего пять месяцев после свадьбы, Дарнли начали именовать просто «мужем королевы»; во всех документах его имени теперь предшествовало имя Марии, а потом и монеты с двойным профилем и надписью «Ген. и Мария» были изъяты из обращения и заменены монетами новой чеканки, на которых его имя перекочевало на второе место.

Глубоко оскорбленный, Дарнли искал причину явной неприязни королевы где угодно, только не в самом себе и не в своих недостатках. Вскоре он решил, что обнаружил эту причину.

Около четырех лет назад в свите савойского посла мсье де Моретта к шотландскому двору прибыл странствующий менестрель Давид Риццо. В дурном влиянии этого пьемонтца, синьора Дэйви, и узрел Дарнли корень всех своих бед.